УДК 316.422:303.62

DOI: 10.17072/2078-7898/2018-3-450-462

Эмпирическая состоятельность концепта «социальный капитал»: проблема дезориентированных ответов

Кузнецов Александр Евгеньевич
кандидат социологических наук,
доцент кафедры социологии

Пермский государственный национальный исследовательский университет,
614990, Пермь, ул. Букирева, 15;
e-mail: kzntsv@list.ru
ORCID: 0000-0003-1699-6466

В статье предложена простая техника анализа интервью с целью подтверждения эмпирической состоятельности такого неоднозначного концепта, как «социальный капитал». Под эмпирической состоятельностью здесь понимается способность концепта обозначать реальный объект (феномен), «референт» этого концепта. Цель статьи — не обнаружение феномена «социальный капитал», а описание некоторых методологических условий такого обнаружения. Эта цель достигается путем объяснения ответов интервью, не соответствующих ожидаемым ответам, — ответам, на получение которых были ориентированы вопросы интервью. Такие ответы, отклоняющиеся от исследовательской, плановой вопрос-ответной модели, мы называем дезориентированными ответами. Работа с такими ответами в статье рассмотрена на примере относительно простого вопроса о возможном контексте социального капитала: «Как могут работники помочь в усовершенствовании организации производства?» Ответы в большинстве своем касались мотивации и барьеров участия работников, т.е. не соответствовали вопросу. Кроме того, они показали, что работники одного подразделения могут давать взаимоисключающие оценки практик участия. Противоречия в ответах отражают структуры релевантности и объяснения, разнящиеся в зависимости от вовлеченности респондента в инновации на производстве. Мы полагаем, что ответы ориентированы не столько на смысл вопроса, сколько проблем участия в инновациях, отраженных в опыте респондентов. Следовательно, дезориентированные ответы можно рассматривать в качестве подтверждения способности вопроса исследовать реально существующие отношения на производстве.

Ключевые слова: социальный капитал, качественное интервью, инновация.

Социальный капитал

В социологии нет консенсуса относительно концепта «социальный капитал». В широкий научный оборот этот концепт введен Коулменом [Coleman J.S., 1986, 1987, 1988, 1990, 1992], а заслуга популяризации темы социального капитала, по-видимому, принадлежит Патнэму [Putnam R.D., 1993, 1995, 2000]. Портес считает «анализ Бурдье доказуемо самым теоретически изощренным […] в современном социологическом дискурсе» [Portes A., 1998, p. 3]. Бурдье определяет «социальный капитал» как «сумму» или «агрегат актуальных или потенциальных ресурсов, связанных с обладанием…», или «доступных индивиду или группе в связи с обладанием устойчивой сетью более или менее институционализированных отношений взаимного знакомства или признания» [Bourdieu P., 1980, p. 23; 1983, S. 190; 2004, p. 21; 1992, p. 119]. Обстоятельный обзор попыток определить социальный капитал [Adler P.S., Kwon S., 2002] показывает, что все они сводятся к двум моделям: (1) «это X, приобретаемый людьми в результате Y», как у Бурдье, и (2) «X, благодаря которому люди приобретают Z». Независимо от способа определения источников (Y) и эффектов (Z) социального капитала у разных авторов сам он за редким исключением не соотносится с каким-либо определенным носителем (X). Это некие отношения, ресурсы, процесс, преимущества, обязательства и т.п. Определенность им придается их эффектами, последствиями или функциями: «Социальный капитал определяется его функцией» [Coleman J.S., 1988, p. 98; 1990, p. 302], — пишет Коулмен, благоразумно отказавшись от прямого отождествления с нормами [см.: Coleman J.S., 1987]. Эту ошибку отождествления социального капитала с другим концептом повторяют Патнэм и Вулкок: социальный капитал — сети, нормы, доверие [Putnam R.D., 1995, p. 67] и информация [Woolcock M., 1998, p. 153]. Вулкок впоследствии отрекается от такого отождествления и признает, что любые определения социального капитала — только косвенные, через его источники либо последствия, и, отдавая преимущество первым, он отказывается от определение через «доверие» [Woolcock M., 2001, p. 13]. Но отчего доверие не может быть в числе источников социального капитала, а нормы и сети — в числе его последствий? Нам представляется, что любые концепты в составе определения социального капитала (нормы, доверие, сети, информация и т.д.) могут выступать в любом качестве — как источники и как последствия социального капитала. По всей видимости, здесь имеет место ошибка отождествления источников с последствиями, обычная для объяснений функционалистского типа [см., напр.: Stinchcombe A.L., 1968, p. 59]. Итак, общая форма определения социального капитала — Y → X → Z, где Y = Z, а X неопределенно.

Среди концептов, используемых в попытках дать социальному капиталу определение, только социальные сети, как кажется, имеют эмпирически несомненный, обнаруживаемый феномен. В этом смысле «социальная сеть — паттерн социальных связей в хорошо определенной группе участников» [Koput K.W., 2010, p. 3] — эмпирически состоятельный концепт. Можно также полагать, что социальные сети являются необходимым базисом, субстратом социального капитала, но, как показывают основополагающие работы по сетям, социальный капитал вовсе не является необходимым концептом для описания эффектов этих сетей. Например, в работах ведущего теоретика социальных сетей M. Грановеттера этого концепта нет вплоть до «Влияние социальной структуры на экономические результаты», где он лишь упомянут в глоссе: «работодатели и работники предпочитают узнавать друг о друге из личных источников, чьей информации они доверяют; [э]то пример того, что называется “социальный капитал”» [Granovetter M.S., 2005, p. 36]. Другой авторитетный исследователь сетей — Барт широко использует понятие «социальный капитал», но предложенные им определения разнятся. Социальный капитал определяется им предельно широко — как «преимущество, созданное локализацией человека в структуре отношений» [Burt R.S., 2005, p. 4]; также — как сами эти отношения: «игрок имеет социальный капитал: отношения (relationships) с другими игроками» или «имеет друзей, коллег и более широкие контакты, посредством которых [он] приобретает возможности применить [свой] финансовый и человеческий капитал» [Burt R.S., 1995, p. 8–9]. Наконец, это только фигура риторики — «метафора насчет преимуществ» [Burt R.S., 2001, p. 31–32].

В целом развитие концепций социального капитала [см., напр.: Adler P.S., Kwon S.,] недалеко ушло от первого опыта его применения в статье школьного инспектора Лайды Хэнифана: «Когда люди данной общины познакомились друг с другом и сформировали обычай собираться для досуга, общения и развлечения, т.е. когда аккумулирован достаточный социальный капитал» [Hanifan L.J., 1916, p. 131]. Социальный капитал основан на сетях, доверии, нормах и т.п., но что есть сам этот капитал? Эрроу советует «отказаться от метафоры капитала и самого термина “социальный капитал”» [Arrow K., 1999, p. 4]. Призыв отказаться от употребления концепта «социальный капитал» нобелевский лауреат Роберт Солоу мотивирует тем, что в этом концепте оказались «свалены в кучу» любые позитивные эффекты сотрудничества [Solow R.M., 1999, p. 7; Dasgupta P., 2002].

Это заставляет задаться вопросом о целесообразности употребления концепта «социальный капитал». Ответ на этот вопрос зависит от ответов на вопросы:

1) обозначается ли термином «социальный капитал» сколько-нибудь определенный феномен?

2) есть ли у социологической науки средства обнаружения такого феномена?

 В настоящей статье мы ограничиваемся вторым вопросом. (В какой-то мере ответом на него разрешается также и первый вопрос.)

Феномен — объект, доступный для наблюдения, могущий быть обнаружен путем наблюдения. Связь категорий с наблюдениями обеспечивают эмпирические индикаторы. Обзор литературы, представленный И.А. Германовым и Е.Б. Плотниковой (2017), дает следующий пул эмпирических индикаторов социального капитала: 1) число знакомых людей и поддерживаемых контактов в группе/коллективе, 2) статус контактантов, 3) затраты неделового времени на контакты с ними, 4) самооценка привязанности к коллегам, 5) оценка вероятности получения помощи от контактантов, 6) частота обращения за помощью, 7) психологические трудности при контактах или обращении за помощью [Германов И.А., Плотникова Е.Б., 2017]. Очевидно, что перечисленные индикаторы позволяют описать социальные сети, но не социальный капитал, который (в чем сходятся самые разные концепции) должен быть эффектом или продуктом социальных сетей. При всем разнообразии подходов к концептуализации социального капитала авторы избегают отождествления его с социальными сетями. Тот факт, что перечисленные индикаторы индицируют другой феномен (социальные сети), может быть связан с обычной для социологии нисходящей логикой интерпретации — от теории к наблюдениям. Поскольку теория социального капитала несостоятельна, т.е. не может указать сам объект теоретизирования, постольку не могут быть состоятельны и выведенные из нее индикаторы этого объекта.

Может ли задачу обнаружения феномена решать логика, восходящая от наблюдений к теории? Такая логика предполагает проведение качественного исследования.

Исследование

В июне и октябре 2017 г. в рамках исследования управления и инноваций на крупном промышленном предприятии (включая анкетирование работников, n = 300) группой исследователей ПГНИУ была проведена серия качественных интервью — 22 стандартизированных и два глубинных — с работниками, занимающими должности от рабочего до начальника цеха. Стандартизированные интервью (СК1–14, 16–21, 23) проводились по путеводителю с фиксированной последовательностью и формулировками вопросов. В двух случаях (глубинные интервью, СК15 и 22) было принято решение отказаться от следования путеводителю, поскольку респонденты оказались участниками внедрения новой технологии; вопросы были сосредоточены на теме внедрения и, как правило, сориентированы на раскрытие ранее данных ответов. Именно в этих интервью респонденты спонтанно вышли на обсуждение темы социального капитала.

Вопросы интервью посвящены организации производства и инноваций: получению производственных заданий, отношению рабочих к заданиям, выполнению заданий, обсуждению производственных и социальных вопросов, отношениям в коллективе, выдвижению предложений по усовершенствованиям, участию в собраниях, внедрениям новшеств, отношению к инновациям на производстве, роли профсоюзной и молодежной организаций.

Сообщения о социальном капитале

В интервью термин «социальный капитал» не использовался; обе стороны употребляли традиционное понятие «обмен опытом». Сам по себе этот термин еще не маркирует манифестации социального капитала. Такими индикаторами могут быть сообщения о фактах, связанных с эффектами (преимуществами) участия в социальных сетях.

В интервью с ведущим специалистом — СК15 — тема «обмена опытом» возникла в ответ на вопрос о связях между инженерами разных предприятий («Существует э:: среди вот сварное ремесло, так что ли скажем, такая профессиональная группа сварщиков, вот, я имею в виду, что выходя за рамки этого предприятия…?») и сопровождалась настойчивым пробингом (вспомогательными вопросами, например, «То есть люди обмениваются опытом своим, они переписываются письмами, кто какие секреты мастерства знает?»).

(1) Ну, есть группы, где сварщики объединяются. Тот же самый «Контакт». Эта социальная сеть. Есть там. Сварщики объединяются. Друг другу что-то советуют (СК15:498–500)… Между собой общение есть обязательно, то есть и не только на уровне цеха, они общаются и со сварщиками с других цехов и где-то у себя там со знакомыми, то есть они общаются (СК15:508–510)… [Е]сть какие хитрости есть, кто-то задает вопрос, там, вот у меня трещит деталь, как что вот сделать, начинают люди там спрашивать какой материал, как ты там варишь, какой присадок, какой угол держишь, какие там режимы используешь, и начинаются советы как бы, как что дальше делать (СК15:515–518).

Прямое указание на сеть «ВКонтакте» как технический базис и на взаимный обмен советами можно рассматривать в качестве индикаторов манифестаций социального капитала. Распознавание манифестаций — в той или иной мере всегда результат интерпретации. Универсальных индикаторов в таких спонтанных, неофициальных кооперациях нет (и, вероятно, не может быть). Указания могут отличаться от интервью к интервью. Например, в СК22 термин «обмен опытом» не был введён интервьюером, а респондент использовал термин «советоваться».

(2) То есть мне вот люди даже из «С[фирмы]» из того же самого, вот я им задаю вопрос, ребята мне вот надо то-то, то-то, такую-то пластину, помоги подобрать. Технологам подбирают там. А потом с другого цеха либо вон соседи там те же самые с «П[завода]», бывает, к моим технологам прибегут. Или вон из 60-го с инструментального завода. Вот там такой-то, такой-то вопрос, а как вы это делаете. А мы делаем это так-то. А вы как это делаете? Я вот так частенько бегаю в 60-й советоваться. Там мне вот надо по внедрению нового изделия, не может у меня технолог это решить, но я точно знаю, что в 60-м он аналогичную операцию выполняет уже лет 70. Я просто иду к этому человеку (СК22:583–590).

Руководство предприятия использует неформальные связи между ИТР.

(3) Как нам вышестоящее руководство говорит. Когда что-то не получается, встает какой-то технологический вопрос, не можем мы сделать деталь, нам на совещании говорят следующим образом: не можете, берите командировочные, собирайте вещи и едьте туда и смотрите, как делают там. Вот и все. (.) То есть мы просто ездили и смотрели. Я также звонил, по знакомым. Звонил. Ребята, у вас есть на заводе электровизионные станки? Я узнаю. Через два часа перезванивает и говорит, что у нас есть (СК22:610–621).

Таковы примеры сообщений о проявлениях социального капитала в двух интервью. В других интервью таких сообщений не было. Здесь можно предполагать, что на распространённость практик обмена опытом в социальных сетях действуют два ограничения:

1) потребность в таком обмене возникает только в некоторых группах высококвалифицированных ИТР, непосредственно задействованных в обновлении производства;

2) ускорение обновления и распространение коммуникационных сетей приходится на последние годы и обозначает недавнюю нижнюю хронологическую границу коопераций; например, на момент опроса обмен опытом между инженерами-сварщиками происходил только около года (СК15: 521).

Нельзя ли объяснить отсутствие сообщений о социальном капитале в других интервью недостатками инструмента? Для ответа на этот вопрос был проведён анализ вопросов о контекстах возможных манифестаций социального капитала. Анализируя контекстуальные вопросы, мы пытались ответить на вопрос:

Были ли с помощью этих вопросов обнаружены факты, достаточно существенные, чтобы утверждать, что сбор данных был относительно исчерпывающим, что отсутствие упоминаний о проявлениях социального капитала отражает отсутствие таких проявлений либо их несущественность для рабочих практик персонала?

Иначе тот же вопрос может быть задан так: не был ли сбор данных слишком «поверхностным» для распознавания манифестаций социального капитала?

Наиболее интересные результаты дал анализ ответов на вопрос, ближайший к теме социального капитала в СК15 и 22: на вопрос об участии работников в усовершенствовании производства.

Дезориентированные ответы

Режим стандартизированного открытого интервью [см., напр.: Ковалев Е.М., Штейнберг И.Е., с. 182–187] допускает сравнение ответов разных респондентов.

Одно из важнейших преимуществ качественного исследования — возможность для исследователя обнаружить противоречия в данных и сформулировать обоснованные гипотезы. (Здесь «обоснованные» употреблено в том же значении, что и в обоснованной теории: grounded — «обоснованное в данных»; в отличие от гипотез, сформулированных из опыта или изучения литературы.) Обоснование выводов данными (а не заимствованиями из теории или прошлых исследований) ставит исследователя перед проблемой объективности. Угрозы объективности валидности в литературе сводятся к 4 аспектам. Это — репрезентативность, реактивность (наличие в данных откликов, спровоцированных поведением интервьюера и инструментом), надёжность (обоснованность отбора наблюдений для анализа) и воспроизводимость результатов [Katz J., 2015]. Нетрудно заметить, что перечисленные аспекты сводятся только к внешней валидности и никак не соотносятся с ключевым вопросом любого эмпирического исследования: существует ли изучаемый феномен либо он сфабрикован исследователем? Опасность фабрикации феномена особенно высока для социальных исследований пропагандируемых идеологий, политик и концептов. Например, в нашей практике прямые вопросы о «социальном партнерстве» провоцировали подтверждающие ответы респондентов там, где наблюдение и анализ документов, а также сравнение интервью респондентов с разными социальными позициями — однозначно говорили об отсутствии практик социального партнерства. Феномен-фикция — воображаемая реальность, существующая только в корпусе данных; она соотносится с ошибкой I типа (ошибочное отклонение нулевой гипотезы), сформулированной Нойманом и Пирсоном-сыном [напр.: Neyman J., 1952, p. 55 ff.]. Исследователь приписывает своим наблюдениям связи, которыми они в действительности не обладают. Фикция феномена отражает дефекты исследовательского инструмента («артефакт инструмента» [Garfinkel H. et al., 1981, p. 153, 155]) и потому может быть репрезентативна, надежна и воспроизводима.

Что в данных может свидетельствовать против ошибки фабрикации феномена? Исследователи часто полагают, что совпадения в показаниях респондентов свидетельствуют о надежности и воспроизводимости результатов. Это безосновательное допущение. Если участники опроса по-разному локализованы в изучаемой социальной практике или системе, их ответы на конкретный вопрос вряд ли могут совпадать. Расхождения могут быть естественны.

Один из вопросов, интерпретировавших концепт «социальный капитал», исследовал спонтанное низовое участие работников в развитии производства: «Как могут работники помочь в усовершенствовании организации производства?» Буквальный смысл этого вопроса — каковы способы, пути участия работников в усовершенствовании? Этот вопрос предполагает, что (1) организация производства несовершенна и может быть усовершенствована, что (2) процесс усовершенствования наличествует и допускает участие работников.

Эти допущения опровергнуты в части интервью: например, «у нас, в основном, производство-то отлажено очень хорошо. Сильно много-то не разбежаться по рационализаторской работе. То есть что-то модернизировать не больно-то можно» (КС16: 156–158). С другой стороны, вопросное задание было выполнено только в двух случаях! Это буквальный ответ на вопрос:

(4) «у нас есть журнал рабочих предложений, если что-то они хотят дополнить, то они дописывают туда» (СК17:85–90); «свои идеи когда выдвигают там, специальная форма у нас есть. То, что как бы всё, что думаешь, что поможет в производстве, там в эту форму заполняешь, его рассматривают потом — твое предложение. Рационально оно, нерационально» (КС14:146–149).

В большинстве интервью ответы выходили за рамки вопросного задания. Эти ответы мы характеризуем как дезориентированные, отклоняющиеся от вопросного задания. Строго говоря, ответам должны были соответствовать другие вопросы (приводим эти реконструированные вопросы с *):

(5) *Участвуют ли работники в усовершенствовании? «Работники, они пишут предложения, … рассматриваются и как бы если что-то действительно, реально, то выходит это в жизнь» (КС10:55–57); «Ну, я думаю, они этим и занимаются только лишь. То есть в процессе своей работы всегда свои замечания высказывает. Это фиксирует в книге рабочих предложений» (КС9:83–84).

(6) *Какого рода предложения вносят работники? «Да, они предлагают, они э:: предлагают какие-то свои новшества, они предлагают э-э вот, вот как, например, э:: лу- лучше вот деталь зажать (перечисляет примеры)» (КС15:377–382).

(7) *В чем ценность участия работников? Главный специалист: «они знают некоторые нюансы, которые неизвестны» (КС12:76–78); «работник напрямую связан с изготавливаемой деталью… то есть он более знает удобный подход к ней» (КС13:224–227); «я могу по времени подсказать, например, что еще что-то придет в печку, или по загрузке у меня не влазит, там с технологом надо будет решать» (КС5:56–57).

(8) *Проявляют ли работники заинтересованность в усовершенствовании? «Вы понимаете, сейчас в этом работники слегка не заинтересованы, потому что уровень персонала упал и сознательность упала, у персонала в общем» (СК2:82–83).

(9) *Какие существуют барьеры участия работников в усовершенствовании? «Плохой фактор — то, что технологические службы не так быстро реагируют. Ну это может быть даже где-то не ихняя вина. Просто загруженность слишком большая» (КС9:83–86).

(10) *Какие средства могут устранить барьеры участия работников? Декларативный ответ: «какие-то вот такие вот, эм, собрания, может, опросы, анкеты, чтобы люди писали, что их реально беспокоит, что им реально нужно. Потом все это формировалось в статистику, и как-то это…» (КС6:56–64).

Обсуждение

«Суть процесса качественного исследования — анализ случая локальной “ограниченной системы” (bounded system), контекстуализованной в более широких исторических и культурных рамках. Его цель — не сформулировать универсальную всеобщую теорию, а скорее пролить новый свет на исторический момент с помощью анализируемого случая» [Alasuutari P., 1996, p. 374]. Дезориентированные ответы указывали на (мнимые) причинно-следственные отношения: мотивацию, результаты, барьеры и т.п. Очевидно, участники упорядочивали события в своей практике в рамках модели, подобной, например, нарративной модели Тодорова. Связь событий образована переходами: (1) исходное состояние равновесия, (2) нарушается внешней силой, (3) состояние неравновесия, (4) воздействие силы противоположной направленности (5) приводит к новому состоянию равновесия, которое подобно, но всегда нетождественно первому, исходному равновесию [Todorov T., 1971, p. 39; 1977, p. 111]. Большинство из дезориентированных ответов может быть отождествлено с тем или иным переходом. Таким образом, модель Тодорова может быть культурным контекстом (основной интерпретации) для локальной системы (убеждений и интерпретаций опыта участников). Кроме того, выборка событий тенденциозна и отражает также какие-то представления респондентов о релевантности объяснений и событий.

Отбор и упорядочение событий представляют структуры релевантности и нарративизации локальных объяснений, присущие культуре, а не исследователю. Заметные различия между ответами на один и тот же вопрос позволяют утверждать, что влияние последнего минимально. Вместе с тем опознание таких структур дает основания усматривать в ответах респондентов готовые естественные значения вопросов и самого ответа.

В социологии принято считать, что смысл вопроса известен исследователю, что он создается интерпретацией аналитических категорий [McCracken G., 1988]. Наши наблюдения доказывают обратное: респонденты, давшие противоречивые «дезориентированные» ответы, работали на одном производстве и принадлежали к самым разным категориям персонала. Противоречия не объяснялись ни общностью, ни различиями респондентов. Проблема смысла вопроса не столь тривиальна, как может казаться.

Социология — наука, получающая большую часть своих данных, задавая вопросы и получая ответы, не имеет теории вопрос-ответного взаимодействия. Такая теория разрабатывается в смежных социальных дисциплинах. Общая идея такой теории — смысл вопроса раскрывается ответами. В этнографическом исследовании «вопрос-наблюдение» есть базовая единица анализа [Spradley J.P., 1980, p. 73]. «Этнограф принимает за базовую единицу идеологии (или набора ожиданий от поведения) устойчивую вопрос-ответную пару, спонтанно производимую туземными информантами» [Black M., Metzger D., 1965, p. 142; Black M., 1963]. Такой «туземный концепт» (native concept, или вопрос-ответная единица, Q-R unit) устойчив, если воспроизводится несколькими информантами или неоднократно — одним информантом [Black M., Metzger D., 1965]. Идея вопрос-ответной пары как единицы анализа восходит к постулатам Урмсона («Не спрашивай о значении, спрашивай об употреблении») [Urmson J.O., 1960, p. 179–180], Виттгенштейна («Значение слова — его употребление в языке») [Wittgenstein L., 1953, p. 8, 13ff.] и Коллингвуда. Такая постановка вопроса необычна для социологии, где значение вопроса не проблематизируется, а значение ответов считается функцией их связей, существующих независимо от вопросов.

Сравнивая ответы, мы обнаружили, что этнографы все же недооценивают сложность отношения «вопрос–ответ». Расхождения между вопросами и ответами в интервью объясняются различиями между «системами культурального значения», принадлежащими исследователю и информанту [Spradley J.P., 1979, p. 83]. Мы же видим, что эти различия характерны для информантов.

Проблема вопроса впервые поставлена еще Коэном [Cohen F.S., 1929]. Предполагается, что формирование вопроса — сложный процесс, проходящий ряд стадий [Taylor R.S., 1968, p. 182, 183; Sudman S. et al., 1996]; что вопрос уже содержит в себе допустимые ответы [Hamblin C.L., 1973, p. 52]. Ответы являются интерпретантами вопроса: значение вопроса есть набор допустимых ответов [Karttunen L., 1977; Krifka M., 2001]. Несмотря на попытки выделить разные подходы [напр.: Groenendijk J., Stokhof M., 2011], современные семантические теории вопроса-ответа сходятся в основных моментах [Thomason R.H., 2013] — в основном на базе положений, заявленных в теории деления (partition theory), восходящей к постулатам Чарльза Хэмблина [Krifka M., 2001]. В том числе (постулат 2) «Знание допустимых ответов есть знание самого вопроса» и (3) «Возможные ответы суть исчерпывающий набор взаимоисключающих альтернатив» [Hamblin C.L., 1958]. Альтернативы представляют результат деления логического пространства на области непротиворечивых ответов — на «состояния мира» [Aloni M., 2001; Dekker P. et al., 2007] или «состояния природы» [Higginbotham J., May R., 1981, p. 42; Harrah D., 2002, p. 36]. Это идеальное пространство определяется как «тотальность вещей, содержащихся в мире» или «тотальность фактов» [Tichy P., 1988, p. 177, 194]. Понимание направлено от ответа к вопросу: вопрос есть функция, определенная на возможных мирах [Tichy P., 1978].

Неоднократно авторы пытаются редуцировать вопрос к утверждениям. Вопрос представляется, например, как утверждение с дизъюнкцией [Groenendijk J., 2007]: вместо «S спрашивает, имеет ли место W» можно сказать «S знает, что имеет место W₁, либо W₂, либо W₃, etc.». Промежуточный вариант — вопросы разных типов могут быть сведены к серии простых «да/нет»-вопросов о состояниях мира (т.е. о W) [Wisniewski A., 2006] — т.е. «альтернативных» или «дегенеративных» вопросов [Karttunen L., 1977, p. 383]. Это обычная практика в массовых опросах.

Исследователи различают уровни «вопрос–ответ» и «вопрошание–отвечание». Понимание вопроса неотделимо от понимания акта вопрошания [Harrah D., 2002, p. 51]. Следовательно, допускается влияние интеракции на понимание вопрос-ответной пары: влияют знания участников о мире, о собеседнике и предшествующем дискурсе [Hudson R.A., 1975, p. 4]. При всех достижениях в логико-лингвистическом исследовании вопрос-ответных пар имеются недостатки, которые проявились в нашем исследовании.

1. Пассивность отвечающей стороны (это «Природа»). Вопрос-ответный обмен якобы представляет собой модель или логику научного поиска per se, которую можно представить как последовательность выбора вопросов, в которой роли участников заявлены в очень одностороннем отношении: «вопрошатель» и «Природа» [Hintikka J., Harris S., 1988, p. 234]. Отвечание на вопрос есть «устранение возможных миров» [Groenendijk J., 2007, p. 47]. Так наука получает точное знание о мире, постепенно исключая альтернативные «миры».
2. Ограничение допустимых вопросов ложным критерием истинности. Белнап настаивает на том, что истинный вопрос должен иметь один истинный прямой ответ из числа предусмотренных самим вопросом [Belnap N.D., 1964, 1966; Wisniewski A., 2016].
3. Трудности в анализе вопросов «Почему?» и «Как?», несмотря на то, что эти вопросы проще «нормальных» типов вопроса и даже являются «дегенеративными случаями» нормальных вопросов [Hintikka J., Halonen I., 1995, p. 637–638].

При анализе ответов на вопрос об участии в инновациях мы обнаружили, что (1) все альтернативные ответы одинаково допустимы, (2) не существует исконно «истинного» ответа, (3) ответы о причинах не предопределяются вопросами о причинах, (4) как-вопросы — это вопросы о способах, а не процедурах, «ведущих от данных исходных у условий к объясняемому результату» [см.: Hintikka J., Halonen I., 1995, p. 655]. В целом рассматриваемый здесь случай позволяет усомниться в верности направления логико-лингвистического анализа вопросов.

Наш анализ указывает, как представляется, на обоюдную направленность поиска: вопрощающий не имеет преимущества над отвечающим («Природой»). Когда наши респонденты отвечали, они оспаривали и презумпции нашего вопроса, и логические следствия из него (отвлекаясь на оценку участия, мотивации и барьеров). Избыточные ответы явно нарушали максимы разговора [см.: Grice P., 1989], однако были продуктивны и уместны. Здесь полезна аналогия с так называемыми «ошибками» аргументации. Например, ошибки нагруженных ответов («Вы уже перестали бить свою жену?»), черно-белых дихотомий («Наполеон III: просвещенный государственник либо протофашист?») [Walton D.N., 1991] состоят в допущении непроверенных предположений о состояниях мира. Наши респонденты сотрудничали с исследователем в проверке таких предположений. Прирост его знаний о производстве происходил за счет опровержения («что-то модернизировать не больно-то можно») либо расширения круга предположений (работники участвуют, не участвуют, не хотят участвовать, технологи не сотрудничают и т.д.). Противоречивость показаний респондентов отражает различия в их участии в инновациях. Следовательно, исследование охватило достаточно широкий круг позиций. Мы оцениваем эту противоречивость как естественное разнообразие, как свидетельство достаточно исчерпывающего характера сбора данных. Следовательно, отсутствие сообщений о манифестациях социального капитала в этом и других контекстуальных условиях можно считать аргументом в пользу отсутствия самого феномена — практик кооперации в социальных сетях. (С учетом вышеупомянутых ограничений.)

Ответы респондентов, в частности, соответствовали вышеозначенным условиям эмпирической состоятельности:

1. Специфичность. Сообщения соотносят социальный капитал с эффектами социальных сетей и не уравнивают социальный капитал с социальными сетями, избегая ошибки ряда существующих эмпирических индикаторов.
2. Спонтанность: сообщения не сводятся к подтверждению либо опровержению информации, а содержат новую информацию.
3. Релевантность: обнаруженная нами нарративная структура сообщений предусматривает легко проверяемую связь с вопросным заданием.

Таким образом, дезориентированные ответы адекватны вопросам, поскольку представляют собой расширенную интерпретацию вопроса.

Выводы

Индикаторы социального капитала — не концепты («число контактантов», «статус контактантов», «доверие», «нормы» и т.п.), требующие интерпретации в терминах информантов: какие реальные последствия для участников имеют число и статус контактантов, какие события составляют «доверие» и «нормы» участников, и т.д. Такое понимание индикаторов соответствует духу и практике количественной социологии. Индикаторы социального капитала — отношения «вопрос – ответ»: это интерпретации вопросов в контекстах опыта респондентов.

Контекст обнаружения сообщений о социальном капитале дают вопросы не о взаимодействии (отношениях) в производстве, а вопросы о производственных инновациях.

Список литературы

Германов И.А., Плотникова Е.Б. Концептуализация и операционализация понятия «социальный капитал» в исследованиях организаций // Вестник Пермского университета. Философия. Психология. Социология. 2017. Вып. 1. С. 106–114. DOI: 10.17072/2078-7898/2017-1-106-114.

Ковалев Е.М., Штейнберг И.Е. Качественные методы в полевых социологических исследованиях. М.: Логос, 1999, 384 c.

Adler P.S., Kwon S. Social Capital: Prospects for a new concept // Academy of Management Review. 2002. Vol. 27. P. 17–40. DOI: 10.5465/AMR.2002.5922314.

Alasuutari P. Theorizing in Qualitative Research: A Cultural Studies Perspective // Qualitative Inquiry. 1996. Vol. 2. P. 371–384. DOI: 10.1177/107780049600200401.

Aloni M. Quantification under Conceptual Covers. Ph.D. thesis, University of Amsterdam, 2001. 203 p. URL: http://maloni.humanities.uva.nl/tesi/tesi.pdf (accessed: 29.04.2018).

Arrow K. Observations on Social Capital // Social Capital. A Multifaceted Perspective / ed. by P. Dasgupta, I. Serageldin. Washington, D.C.: The World Bank, 1999. P. 3–5.

Belnap N.D. A Logic of Questions and Answers by David Harrah // The Journal of Symbolic Logic. 1964. Vol. 29, no. 3. P. 136–138. DOI: 10.2307/2271625.

Belnap N.D. Questions, Answers, and Presuppositions // The Journal of Philosophy. 1966. Vol. 63, no. 20. P. 609–611. DOI: 10.2307/2024255.

Black M. On Formal Ethnographic Procedures // American Anthropologist. 1963. Vol. 65(6). P. 1347–1351. DOI: 10.1525/aa.1963.65.6.02a00100.

Black M., Metzger D. Ethnographic Description and the Study of Law // American Anthropologist. 1965. Vol. 67(12). P. 141–165. DOI: 10.1525/aa.1965.67.6.02a00980.

Bourdieu P. 1985. The forms of capital // The RoutledgeFalmer reader in sociology of education / ed. by S.J. Ball. L.; N.Y.: RoutledgeFalmer, 2004. P. 15–29.

Bourdieu P. Le capital social // Actes de la recherche en sciences sociales. 1980. Vol. 31. P. 23–25. URL: http://www.persee.fr/doc/arss_0335-5322_1980_num_31_1_2069 (accessed: 01.06.2017).

Bourdieu P. Ökonomisches Kapital, kulturelles Kapital, soziales Kapital // SozialeUngleichheiten (Soziale Welt Sonderband 2) / hg. R. Kreckel. Göttingen, 1983. S. 183–198. URL: http://unirot.blogsport.de/images/bourdieukapital.pdf (accessed: 07.04.2017).

Bourdieu P., Wacquant L.J.D. An invitation to reflexive sociology. Chicago: University of Chicago Press, 1992. 312 p.

Burt R.S. Brokerage and Closure: An Introduction to Social Capital. Oxford, NY: Oxford University Press, 2005. 279 p.

Burt R.S. Structural holes: the social structure of competition. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1995. 323 p.

Burt R.S. Structural Holes versus Network Closure as Social Capital // Social capital: theory and research / ed. by N. Lin, K. Cook, R.S. Burt. N.Y.: Walter de Gruyter, 2001. P. 31–56.

Cohen F.S. What is a Question? // The Monist. 1929. Vol. 39, iss. 3. P. 350–364. DOI: 10.5840/monist192939314.

Coleman J.S. Foundations of Social Theory. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1990. 993 p.

Coleman J.S. Norms as Social Capital // Economic Imperialism: The Economic Approach Applied Outside the Field of Economics / ed. by G. Radnitzky, P. Bernholz. N.Y.: Paragon House Publishers, 1987. P. 133–155.

Coleman J.S. Social Capital in the Creation of Human Capital // The American Journal of Sociology. 1988. Vol. 94: Supplement: Organizations and Institutions: Sociological and Economic Approaches to the Analysis of Social Structure. P. 95–120. DOI: 10.1086/228943.

Coleman J.S. Social Theory, Social Research, and a Theory of Action // The American Journal of Sociology. 1986. Vol. 91, no. 6. P. 1309–1335. DOI: 10.1086/228423.

Coleman J.S. The Vision of Foundations of Social Theory // Analyse & Kritik. 1992. Vol. 14, iss 2. P. 117–128. URL: http://analyse-und-kritik.net/1992-2/AK_Coleman_1992.pdf (accessed: 20.08.2017). DOI: 10.1515/auk-1992-0201.

Dasgupta P. Social Capital and Economic Performance: Analytics. 2002. URL: http://citeseerx.ist.psu.edu/viewdoc/download?doi=10.1.1.200.474&rep=rep1&type=pdf (accessed: 20.07.2017).

Dekker P., Aloni M., Butler A. The Semantics and Pragmatics of Questions // Questions in Dynamic Semantics / ed. by M. Aloni, A. Butler, P. Dekker. Langford Lane; Amsterdam: Elsevier, 2007. P. 1–40.

Garfinkel H., Lynch M., Livingston E. The Work of a Discovering Science Construed with Materials from the Optically Discovered Pulsar // Philosophy o f the Social Sciences. 1981. Vol. 11. P. 131–158. DOI: 10.1177/004839318101100202.

Granovetter M.S. The Impact of Social Structure on Economic Outcomes // The Journal of Economic Perspectives. 2005. Vol. 19, no. 1. P. 33–50. DOI: 10.1257/0895330053147958.

Grice P. Studies in the way of words. Cambridge, MA.: Harvard University Press, 1989, 385 p.

Groenendijk J. The Logic of Interrogation // Questions in Dynamic Semantics / ed. by M. Aloni, A. Butler, P. Dekker. Langford Lane; Amsterdam: Elsevier, 2007. P. 43–62.

Groenendijk J., Stokhof M. Questions // Handbook of Logic and Language / ed. by J. van Benthem, A. ter Meulen. Amsterdam; Boston: Elsevier, 2011. P. 1059–1131. DOI: 10.1016/B978-0-444-53726-3.00025-6.

Hamblin C.L. Questions // Australasian Journal of Philosophy. 1958. Vol. 36. P. 159–68. DOI: 10.1080/00048405885200211.

Hamblin C.L. Questions in Montague English // Foundations of Language. 1973. Vol. 10. P. 41–53.

Hanifan L.J. The Rural School Community Center // The Annals of the American Academy of Political and Social Science. 1916. Sep. Vol. 67: New Possibilities in Education. P. 130–138. URL: http://www.jstor.org/stable/1013498 (accessed: 30.07.2017). DOI: 10.1177/000271621606700118.

Harrah D. The Logic of Questions // Handbook of Philosophical Logic / ed. by D. Gabbay, F. Guenthner. Amsterdam: Kluwer, 2002. Vol. 8. P. 1–60.

Higginbotham J., May R. Questions, Quantifiers and Crossing // The Linguistic Review. 1981. Vol. 1. P. 41–80. DOI: 10.1515/tlir.1981.1.1.41.

Hintikka J., Halonen I. Semantics and Pragmatics for Why-Questions // The Journal of Philosophy. 1995. Vol. 92, no. 12. P. 636–657. DOI: 10.2307/2941100.

Hintikka J., Harris S. On the Logic of Interrogative Inquiry // PSA: Proceedings of the Biennial Meeting of the Philosophy of Science Association. Chicago: The University of Chikago Press, 1988. No. 1. P. 233–240. DOI: 10.1086/psaprocbienmeetp.1988.1.192990.

Hudson R.A. The meaning of questions // Language. 1975. Vol. 51, no. 1. P. 1–31. DOI: 10.2307/413148.

Karttunen L. Syntax and Semantics of Questions // Linguistics and Philosophy. 1977. Vol. 1, iss. 1. P. 382–420. DOI: 10.1007/BF0035193.

Katz J. A Theory of Qualitative Methodology: The Social System of Analytic Fieldwork // Méthod(e)s: African Review of Social Sciences Methodology. 2015. Vol. 1:1–2. P. 131–146. DOI: 10.1080/23754745.2015.1017282.

Koput K.W. Social capital: An Introduction to Managing Networks. Cheltenham, UK; Northampton, MA: Edward Elgar, 2010. 176 p.

Krifka M. For a structured account of questions and answers // Audiatur vox sapientiae. A Festschrift for Achim von Stechow / ed. by C. Féry, W, Sternefeld. Berlin: Akademie-Verlag, 2001. S. 287–319.

Krifka M. Quantifying into question acts // Natural Language Semantics. 2001. Vol. 9, no. 1. P. 1–40. DOI: 10.1023/A:1017903702063.

McCracken G. The Long Interview. Series: Qualitative Research Methods.Vol. 13. Newbury Park, CA: Sage, 1988. 88 p.

Neyman J. Lectures and conferences on mathematical statistics and probability. Washington: Graduate School, U.S. Dept. of Agriculture, 1952. 274 p. DOI:10.1214/aoms/1177731912.

Portes A. Social capital: Its origins and applications in modern sociology // Annual Review of Sociology. 1998. Vol. 24. P. 1–24. URL: http://www.jstor.org/stable/223472 (accessed: 19.07.2017). DOI: 10.1146/annurev.soc.24.1.1.

Putnam R.D. Bowling alone: America’s declining social capital // Journal of Democracy. 1995.Vol. 6(1). P. 65–78. DOI:10.1353/jod.1995.0002.

Putnam R.D. Bowling Alone: The Collapse and Revival of American Community. N.Y.: Simon & Schuster, 2000. 544 p.

Putnam R.D. Making Democracy Work: Civic Traditions in Modern Italy. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1993. 247 p.

Solow R.M. Notes on Social Capital and Economic Performance // Social Capital. A Multifaceted Perspective / ed. by P. Dasgupta, I. Serageldin. Washington, D.C.: The World Bank, 1999. P. 6–12.

Spradley J.P. Participant observation. N.Y.: Holt, Rinehart and Winston, 1980. 195 p.

Spradley J.P. The ethnographic interview. N.Y.: Holt, Rinehart and Winston, 1979. 247 p.

Stinchcombe A.L. Constructing Social Theories. N.Y.; Chicago; San Francisco; Atlanta: Harcourt, Brace & World, 1968. 293 p.

Sudman S., Bradburn N., Schwartz N. Thinking about Answers. San Francisco: Jossey-Bass Publishers, 1996. 304 p.

Taylor R.S. Question-Negotiation and Information Seeking in Libraries // College & Research Libraries. [S. l]. 1968. Vol. 29, no. 3. P. 178–194. DOI: 10.5860/crl_29_03_178.

Thomason R.H. Interrogative Semantics in Perspective // Festschrift for Jeroen Groenendijk, Martin Stokhof, and Frank Veltman / ed. by M. Aloni, M. Franke, F. Roelofsen. Zwaag: Boekenbestellen.nl, 2013. P. 253–257.

Tichy P. Questions, Answers, and Logic // American Philosophical Quarterly. 1978. Vol. 15. P. 275–284.

Tichy P. The Foundations of Frege’s Logic. Berlin; N.Y.: De Gruyter, 1988. 303 p.

Todorov T. The 2 Principles of Narrative // Diacritics. 1971. Vol. 1, no. 1. P. 37–44. URL: http://www.jstor.org/stable/464558 (accessed: 13.06.2017).

Todorov T. The Poetics of Prose / trans. by R. Howard. N.Y.: Cornell University Press, 1977, 272 p.

Urmson J.O. Philosophical Analysis its Development between the two World Wars. Oxford: Oxford University Press, 1960. 201 p.

Walton D.N. Critical faults and fallacies of questioning // Journal of Pragmatics. 1991. Vol. 15(4). P. 337–366. DOI: 10.1016/0378-2166(91)90035-V.

Wisniewski A. An Axiomatic Account of Question Evocation: The Propositional Case // Axioms. 2016. Vol. 5(2). URL: https://www.mdpi.com/2075-1680/5/2/14/htm (accessed: 20.08.2017). DOI:10.3390/axioms5020014.

Wisniewski A. Reducibility of safe questions to sets of atomic yes-no questions // The Lvov-Warsaw School. 2006. Vol. 89. P. 215–236. DOI: 10.1163/9789401203371_012.

Wittgenstein L. Philosophical investigations / trans. by G.E.M. Anscombe. Oxford: Blackwell, 1953. 287 p.

Woolcock M. Social capital and economic development: Toward a theoretical synthesis and policy framework // Theory and Society. 1998. Vol. 27(2). P. 151–208. DOI: 10.1023/A:1006884930135.

Woolcock M. The place of social capital in understanding social and economic outcomes // Isuma: Canadian Journal of Policy Research. 2001. Vol. 2(1). P. 11–17. URL: http://www.social-capital.net/docs/The%20Place%20of%20Social%20Capital.pdf (accessed: 10.07.2017).

Получено 01.05.2018

Просьба ссылаться на эту статью в русскоязычных источниках следующим образом:

Кузнецов А.Е. Эмпирическая состоятельность концепта «социальный капитал»: проблема дезориентированных ответов // Вестник Пермского университета. Философия. Психология. Социология. 2018. Вып. 3. С. 450–462. DOI: 10.17072/2078-7898/2018-3-450-462