В наше время проблематизация человека как незавершенного проекта проходит как сквозная тематизация междисциплинарного подхода, предполагающего целостное, комплексное исследование, которое «бросает свет как на смысл всей научной деятельности, так и на единую основу действующих здесь механизмов воображения» (Дж. Холтон). В статье обращается внимание на особенности проектной деятельности, ее устремленности на возможностное воплощение общности по интересам в решении актуальных проблем. Креативная дополнительность персонального и коллективного, внутренних и внешних факторов в изменяющихся нормах и ценностях научного сообщества переформатирует этос общения и понимания. На повестку дня выносится необходимость решения актуальной амбивалентности научной коммуникации с учетом ответа на требования общества отрабатывать обновленные принципы сборки научных коллективов, базирующиеся на доверии и солидарности. Прокреативная, порождающая функция научной деятельности предписана в контексте создания коллектива. Проблематизация сборки академического сообщества нарастает по мере его открытости и подотчетности обществу. Актуализируется культура навыков критического, но эмпатического взаимодоверия в общении, включающем эристику научного спора данного этоса, собранного по интересам. Повторяющиеся успешные практики прокреативного общения способны со временем приобрести характер институционально оформленной традиции, конвенционально закрепленной нормы созидательной кооперации. Авторы предполагают возможность достижения этой цели на основе не только первичного импульса общности интереса, но и пролонгированных коммуникативных стратегий. Основанием такого исхода является симметричный вклад участников проблемно ориентированного научного общения в достижение коллективного блага в форме инновативных подходов к решению фундаментальных проблем современности, имеющих подтверждающее практическое применение во множестве конкретных случаев. Конвергенция ожиданий, происходящая в результате возникновения доверительных отношений в этосе научного сообщества может быть выстроена «между» опциями поведенческого выбора в троичной матрице «лояльность–голос–выход». Преадаптивная академическая деятельность группы может носить устойчивый характер при наличии «защитных клапанов», канализирующих недовольство параметрами порядка, обновляемого понимания и общения в проектной деятельности группы.

Целью данной работы является осмысление ситуации и гуманитарных последствий переживаемой радикальной трансформации всего образа жизни, которая связана с цифровизацией. Основное внимание уделяется вызову человеческой субъективности. Результаты современных нейрофизилогических исследований показывают, что самосознание (как высший уровень и сущность субъективности) формируется в результате социализации, которая сопровождается коммуникацией в нарратологическом формате. Это позволяет провести уточнение содержания таких концептов, как сознание, самосознание, свобода, а также выявить роль ответственности в формировании соответствующих феноменов. Анализ показывает, что ключевую роль в формировании ответственности/свободы играет освоение наррации опыта от первого лица. Нарративный подход оказывается важным как в анализе феноменологии сознания, так и в анализе исторической эволюции человечества. Именно это обстоятельство и является главным в осмыслении перспектив homo digitalis. Современная «мегамашинная» цивилизация синтезирует в единую цифровую экосистему живое и неживое, биологическое и механическое Цифровая экосистема вытесняет не только природный мир, но и его восприятие, сам опыт переживания «от первого лица». Объемы информации и скорости ее трансляции и переработки не оставляют места для рефлексии. От человека требуется не осмысление и рассуждение, а «правильная» реакция, активация опций, которые запускают заданные алгоритмы. Речь идет фактически о переходе к сигнальной коммуникации и «новой животности». Homo digitalis становится не самостоятельной частью этой системы, а ее опцией: инструментом и продуктом. Статья содержит обобщение горизонта таких перспектив, как утраты субъектности в цифровых кодах, так и утраты ее востребованности. Проведенный анализ дает возможность наметить содержание гуманитарной экспертизы не только последствий цифровых технологий, но и их разработки и имплементации.

Проект человека, с точки зрения автора статьи, является завершенным и одновременно — незавершенным. Завершенным в том смысле, что философия и религия в своих тысячелетних исканиях дала ответ на вселенский вопрос о происхождении, сущности и предназначении человека, о высшем духовном Смысле его бытия. Ответ обеспечивает устойчивую мировоззренческую основу, позволяющую повергнуть скептицизм и релятивизм, для которых не существует критерия различения добра и зла и все происходящее покрывается мглой относительности и неопределенности. Современной формой скептицизма является постмодернизм, отвечающий на актуальные вопросы цифровизации и одновременно отрывающий человека и от реального мира, и от трансценденции, ввергающий его в пространство «симулякров». Это, действительно, незавершенное, предельно открытое, зыбкое и ненадежное пространство. Но философия Востока и Запада в своем многовековом поиске нашла надежные способы опровержения скептицизма во всех его исторических формах и определила прочные незыблемые основы бытия человека в мире, его «предельно означаемое». Имея в своем арсенале добытый нелегкими трудами результат, философия может стать надежной опорой в истолковании концепта трансгуманизма, вдохновленного успехами «эмерджентных технологий». В то же время проект является незавершенным в том смысле, что человеку предстоит преодолеть низменное, животное начало, побуждающее к порочным желаниям, мыслям и поступкам, и совершить восхождение к духовному, божескому Истоку. Этот процесс можно считать незавершенным, открытым, бесконечным. Телесность человека тоже будет совершенствоваться благодаря успехам современных технологий, но под водительством духовно-нравственных принципов — веры, любви, совести. Эти положения подкрепляются в статье обращением к концептам православной (Иван Ильин) и исламской философии (Абу Хамид аль-Газали)./simplepopup}

Делается попытка рассмотреть в общих чертах эволюцию антропологии, понимаемой, с одной стороны, как особый взгляд на природу человека, а с другой — как метод формирования человека. Рассматривается взаимосвязь воззрений на природу человека с целями и стратегиями образования. Особое внимание уделено гумбольдтовской модели образования как наиболее полному и последовательному воплощению антропологии модерна. Выдвигается и обосновывается гипотеза о корреляции спора Сократа и софистов с противостоянием гумбольдтовской и постмодернистской моделей образования и взглядов на природу человека. Существо этого противостояния — в двух различных взглядах на человека: исходящего из конечной цели человека либо исходящего из его наличной фактичности. Первый взгляд соответствует антропологии и педагогике Сократа и культуре модерна, а второй — софизму и культуре постмодерна. Культура постмодерна рождает постгуманизм, который смотрит на человека как на некий агрегат свойств и способностей. Соответствующая ему образовательная стратегия состоит в стремлении «проапгрейдить» человека, что-то дополнить или отбросить ради максимизации его ситуативного приспособления к изменчивой реальности и приращения наличного множества возможностей в каждом здесь-и-теперь. Такому взгляду и отношению к человеку более релевантен термин «антропотехника» в его механистическом значении. Выдвинуто предположение и приведены аргументы того, что за различными видами «антропотехники», этическим релятивизмом и тому подобным просматривается намерение элит конструировать потребный им образа человека. В заключение ставится вопрос о возможности поворота от «антропотехники» к новой антропологии. Показано, что в основе этой антропологии должно лежать стремление увидеть реального человека, т.е. увидеть в нем главное за покровом случайного и второстепенного, не впадая при этом в абстрактную идеализацию. В качестве перспективной основы предлагаются философские концепции Э. Гуссерля и С.Н. Трубецкого.

Трансдисциплинарный подход в исследовании проблемы человека представляется наиболее естественным и предлагающим продуктивный выход из положения, в котором находится современная философия. Проблема человека рассмотрена как парадоксальная weird-problem, непосредственно связанная с глобальными проблемами современности. В этом случае альтернативой ориентацией на решение проблем выступает проблематизация, выявляющая скрытые возможности и устанавливающая отношения между различными полями смыслов. Вопрос о методе, основаниях интеграции и новой оптике в познании назревал в «длинном ХХ веке» одновременно с провозглашением конца фундаментальных опор (Бога, науки, истории, человека), что привело к ситуации исчерпанности миросозерцаний и вынужденной беспредпосылочности. Преодолевая этот кризис, познание сегодня выдвигается в позицию транс- и мета-, где открывается возможность обнаружить целостность и новые пути для синтезов. Не только научно-философский этос, но и необходимость вовлечения широкого круга людей в практику человекознания требуют ясности: трансдисциплинарность — не модное интеллектуальное увлечение (спекулятивная программа, дискурсивная игра), а действенный метод, умеющий работать с радикализацией, социальными искажениями, тупиками и пр. Поиски онтологических оснований и интеграция с различными формами культурного опыта приводят «транс-науку» к метафизическим проблемам и опыту сакрального, признанию за дискурсом роли творящего бытия; испытание пределов нуждается в сопряжении с умеренным эпистемологическим консерватизмом. Трансдисциплинарность в своем теоретическом обосновании опирается на эффекты самоорганизации, саморазвития, самообучения, что требует обеспечения условий для производства синтезов и компетентного доверия к процессу, несводимого к чудесному появлению Deus ex machina. Исследуя парадоксальные столкновения трансдисциплинарности, предлагается рассмотреть ее укорененность как исторического феномена.

Анализируются подходы и методы в изучении прокреации, под которой понимается воспроизводство человека в ценностном аспекте. Новейшие тенденции в деторождении становятся предметом не только демографической науки, но и разнообразных социальных и гуманитарных исследований. В научном и обыденном дискурсах преобладает обозначение деторождения через термин «репродукция». В аксиологическом подходе уместно использование понятия «прокреация», поскольку в нем есть указание на способы понимания (описания, познания, обозначения в языке и дискурсе) человеческого воспроизводства, включенные в креативный, т.е. творческий процесс созидания, а не производства человека. Акцент на ценностно-смысловой детерминированности прокреации позволяет заметить корреляцию между тем, как и что изучается в деторождении, и тем, как полученное знание влияет на репродуктивные установки и намерения. Выделяются пронатальная и антинатальная ориентации в методологических подходах в изучении современных прокреативных процессов. Прокреативное понимание ассоциировано с пронатальной позицией в мотивации и социальной регуляции деторождения. Сделан вывод о нормативном значении для прокреации подходов и способов в исследованиях. Научный дискурс нормализует восприятие новейших тенденций в области деторождения. Указывается на востребованность качественных методов в изучении прокреации, поскольку они позволяют описать динамические и субъективные моменты в ее феноменах, не претендуют на универсальность установленных закономерностей, что соответствует признанию культурной обусловленности и ценностной зависимости в демографических процессах. Критически оценивается распространенный среди демографов взгляд на универсальность критериев рационализации в изучении деторождения. Если отталкиваться от ценностной детерминации прокреации, то следует принимать во внимание и нормализовать, и иррациональные факторы в мотивации деторождения.

Феноменологическая традиция в социально-гуманитарном познании обращается к изучению повседневности как сферы, где складываются, апробируются и закрепляются нормы человеческого бытия. Повседневный прокреативный дискурс в этом отношении представляет особый интерес, поскольку, с одной стороны, является сферой воспроизводства человека как человека, обеспечивает творческий потенциал культуры; с другой стороны, он оказывается под массированным воздействием современных биотехнологий. Исследования в этой области сталкиваются с трудностями методологического разнообразия и междисциплинарного диалога. В данной работе осуществляется попытка структурировать современный повседневный прокреативный дискурс через выявление базовых мировоззренческих фреймов и ключевых концептуальных идей, с ними связанных. Фрейм-анализ представляется продуктивным исследовательским инструментом работы с полифоничным дискурсом в сфере прокреации, хотя исследователи в данной области к нему пока не обращались. Выделены и проинтерпретированы системы мировоззренческих фреймов: объясняющие, ценностно-нормативные и фреймы отношения. Обозначены основные содержательно-смысловые компоненты данных систем. Показана пролиферация институциональных и теоретических дискурсов в повседневный прокреативный (в виде знаниевых структур, когнитивных и ценностных установок), а также их творческая интерпретация участниками дискурса. Выдвинуто предположение, что идея ценности детства, характерная для постфигуративных (по М. Мид) типов культур, часто связана с антинатальными фреймами отношения. Появление новых социальных практик, обусловленный этим кризис объяснительных и ценностно-нормативных систем фреймов, а также их конкуренция за авторитетность в дискурсе, создают этически напряженные зоны. В качестве таковых в современном обществе выделяются практики ВРТ, репродуктивное право и семейно-ролевые отношения.

Новый этап в развитии гуманитарного знания во многом связан с осмыслением последствий «антропологического поворота», начало которого относят к 60-м – 70-м гг. ХХ в. Многочисленные дискуссии этого периода привели к формированию новых тенденций, связанных со сменой научных парадигм и переходом к постнеклассическому истолкованию «феномена человека». Целью данной статьи является исследование тех возможных теоретико-методологических перспектив, которые открываются перед философской антропологией в результате появления новых экспликационных моделей и новых научных лексиконов. Для реализации данной цели исходной точкой анализа выбран образ Ребенка, аккумулирующий в себе самые существенные черты человека и человеческого и трактуемый метафорически. Ребенок позиционируется как «антропологическая константа», обозначающая способность человека к новативности и оперированию воображаемыми феноменами, наделяемыми статусом реальных. В качестве «антропологической константы» Ребенок обретает архетипические черты, значимые для понимания природы и смысла любой человеческой деятельности и интерпретации процессов паттернизации человеческих состояний. Развиваемый в статье подход позволяет сделать несколько допущений. Во-первых, Ребенка следует рассматривать в контексте драмы человеческого существования, состоящей в бесконечной изменчивости и принципиальной незавершенности «человеческого проекта». В данном случае на первый план выходит задача исследования не границ человеческого, но определение действительных возможностей человека. Во-вторых, образ Ребенка олицетворяет состояние переходности, случайности. Это требует более широкого использования в рамках современной философской антропологии метода множественных интерпретаций и подходов постфеноменологического толка. В-третьих, образ Ребенка воплощает в себе экзистенциальный конфликт, что дает возможность выявить сложную динамику человеческих состояний и описать их контекстуально.

Анализ первых результатов, полученных в ходе обработки 106 анкет, заполненных во время электронного опроса студентов и аспирантов московского и новосибирского вузов в апреле–мае 2021 г., показал, что 74,7 % респондентов, среди которых 67,9 % в возрасте 18–20 лет, ⅔ — девушки, ¾ проживает в городах, 92,9 % не состоит в браке, хотят иметь детей, причем каждый пятый — троих. 91,8 % опрошенных считает, что их индивидуальное здоровье не помешает реализовать эти планы, а вспомогательные репродуктивные технологии они рассматривают как «шанс для людей, которые не способны естественным путем завести ребенка, стать родителями». Осведомленность о конкретных программах ВРТ разная: 81,2 % знает о суррогатном материнстве, 75,3 % — о донорстве спермы, но лишь 55,3 % — о донорстве яйцеклеток, 51,8 % — о криоконсервации репродуктивного материала, 49,4 % — об ИКСИ и только 31,8 % — о давно применяемой искусственной инсеминации, а 28,2 % — об относительно новом донорстве эмбрионов. Для большинства это «абстрактное» знание, т.к. ¾ опрошенных не имеет среди своих родных и знакомых реальных примеров обращения к вспомогательной репродукции, но 56,5 % респондентов готовы сами использовать экстракорпоральное оплодотворение, если естественная беременность и роды окажутся противопоказанными или физически невозможными; от более «морально сложных» программ, связанных с репродуктивным донорством и суррогатным материнством, отказываются ⅔ опрошенных. Это позволяет говорить о новых социокультурных прокреативных нормах, обусловленных принципиальной возможностью медикализации репродуктивных процессов, но ставит процедуры зачатия и вынашивания плода в зависимость от организационных ресурсов и устойчивости системы общественного здравоохранения.

Цифровые технологии являются сейчас важнейшей силой, не только трансформирующей общественные отношения, но и оказывающей влияние на самого человека. Цифровая среда на раннем этапе развития представлялась как возможность для человека пребывать в особом мире, оторванном от обыденного физического мира; однако со временем «офлайн» и «онлайн», переплетаясь, создают новую «гибридную» среду, и человек начинает существовать одновременно в двух мирах. Главный вызов цифровой среды — это вызов целостности человека, которая рассматривается как его фундаментальная характеристика, позволяющая человеку быть самостоятельным субъектом и отвечать за свои поступки, а также лежащая в его основе способность признавать и уважать другого человека. Между тем в современной цифровой среде человек является «распределенным» — он фрагментарно представлен в различных коммуникативных ситуациях, в различных цифровых файлах, распределен между «онлайн»- и «офлайн»-миром. Ранее взаимодействия людей осуществлялись непосредственно, лицом к лицу, что обеспечивало возможность целостного восприятия друг друга. Развитие телекоммуникаций приводит к искаженному, фрагментарному восприятию Другого, в результате чего он видится как цифровая сущность, лишенная реального содержания и, следовательно, не заслуживающая уважения и признания. Демонстрируется, что беспредпосылочное уважение человека к другому человеку является важнейшим эволюционным приобретением, обеспечивающим успешное существование человеческих сообществ. Для сохранения этой ценности необходима выработка умения воспринимать Другого как целостную личность в новых условиях «гибридного» мира.

С учетом опыта работы по поиску «обходных путей» вхождения в культуру лиц с ментальными нарушениями (Л.С. Выготский) обосновывается возможность разработки творческих инклюзивных практик, способствующих становлению субъектности лиц с ментальными нарушениями. При этом субъектность понимается как способность к осознанной целенаправленной интенциональной деятельности в совокупности с поддерживающими ее процессами овладения культурными способами человеческой деятельности (телесно-аффективной саморегуляции, переживания себя и другого, символическими практиками освоения тела и эмоций и др.). Инклюзия рассматривается как выработка общего языка и культурных форм взаимодействия во включающей группе, а не как простая декларация равных прав на социальное включение. Подход к концептуальному обоснованию применяемых творческих инклюзивных практик строится на переосмыслении биосемиотического понятия Umwelt (Я. фон Икскюль) в свете концепции человека как существа, творящего символический мир культуры как сферу своей жизни и закладывающего основы своей культурной субъектности, развивая свои способности к выразительному движению (Э. Кассирер). В итоге Umwelt предстает не просто как окружающий мир, биологическая значимость которого задана специфической активностью живого существа, а как символический мир культурных значений, заданных символотворческой активностью человека (на основе развития его выразительного движения) во включающем его коллективе творческого общения, моделью которого выступает в процессе работы интегрированная театральная студия. Разработка творческих инклюзивных практик, таких как тренинги выразительного движения, опирается на теорию построения движения Н.А. Бернштейна как основы для «замещающего онтогенеза» и становления собственной субъектности и культурного символотворчества лиц с ментальными нарушениями уже на преэкспрессивном (Е. Гротовски, Э. Барба) этапе работы.

Проводится сравнительный анализ представлений о субъектности личности реабилитанта с точки зрения подходов к лечению алкоголизма, применяемых различными трезвенническими движениями. Под реабилитантом в статье вслед за Р.М. Войтенко подразумевается адресат процесса реабилитации. Сопоставляется восприятие субъектности реабилитанта в традиционной наркологии с таковым с позиций трезвеннических движений: Анонимных Алкоголиков, Союза утверждения и сохранения трезвости «Трезвый Урал» (методика Шичко) и Попечительства о народной трезвости Свердловской области (Свердловская епархия РПЦ). Исследовательский фокус выстраивается вокруг концепта «субъектность», формулируется гипотеза о том, что концептуальное отношение к реабилитанту, заложенное в парадигме того или иного метода лечения, напрямую влияет на успех терапии. В основу гипотезы легла социально-философская неопределенность, возникшая вокруг обсуждений границ влияния личности реабилитанта и влияния веществ, принимаемых реабилитантом во время заболевания и лечения от алкоголизма. Авторы обращают внимание на проблему того, что традиционный наркологический подход десубъективирует реабилитанта, что приводит к снижению успешности лечения. При этом прикладная деятельность различных трезвеннических движений также дифференцируется в зависимости от заложенной на идеологическом уровне парадигмы субъектности реабилитанта. В результате сравнительного анализа авторы приходят к выводу, что в идеологии некоторых трезвеннических движений заложен отказ от личной субъектности реабилитанта в угоду формирования до известной степени субъектности группы, коллектива. Теоретическая возможность формирования коллективного субъекта позволяет по-новому взглянуть на критерии эффективности лечения от зависимости и является методологическим «мостом» к объяснению феномена территорий трезвости. 

Статья посвящена анализу внутренней психической динамики людей, участвующих в процессах вспомогательных репродуктивных технологий. Важную роль в этой динамике, согласно психоаналитической теории, играют неосознаваемые фантазии и смыслы, источники которых могут коренится как во внутрипсихических конфликтах и дефицитах индивида, так и вызваны давлением социума. При работе с пациентами в психодинамическом ключе важно учитывать социально-экономический контекст, который в современном мире во многом задан глобальной экономикой неолиберализма. Игнорирование этого контекста, как и игнорирование значения важных событий в истории жизни пациента, как правило приводит к заключению «перверсного» пакта между аналитиком и пациентом. Биомедицина фертильности стала конститутивной частью неолиберального этоса. В рамках глобальной экономики созданы условия для коммодифицикации и фрагментации женского и мужского репродуктивного тела. Однако, несмотря на включенность гамет в свободный товарообмен они не являются безличными или аффективно нейтральными. Схемы тканевого обмена ВРТ, помимо того, что они выступают элементом технологических цепочек, несут в себе реляционные и социальные смыслы. Донорство гамет, даже при сознательном приятии новых социальных конструкций репродукции и родительства в зрелом возрасте, может активировать неосознаваемую фантазию о незаконном «тройственном союзе» и связанные с ней бессознательные конфликты. Донорство яйцеклеток, помимо этической дилеммы, чревато спутанностью родительской идентичности и чувства принадлежности к социальной группе. В психоаналитической теории развития важное место отведено мифам как важному элементу обучения через опыт. В статье рассматриваются сюжеты мифов о деторождении в контексте практик ВРТ.

В контексте исследований проблематизации человека акцентируется аспект человеческого в человеке и выдвигается идея необходимости разработки гипертеории уровня такого концепта, как «brain-psyche-(мind/сonsciousness…)», как явления, природно действующего в человеческой жизни. Данное явление и, соответственно, концепт рассмотрены нами как нелинейная макро-/гиперцелостность. Основанием для подобной идеи — идеи гипертеории концепта, является то, что мозг и психика — составляющие концепта «bp(m/c…)» рассматриваются и исследуются специалистами и нами в том числе как среда/система синергетического порядка, в поведении которой управляющую роль играют самоорганизация, хаос и диссипация. Включенные в его состав мозг и психика являются нелинейными целостностями по определению. Актуализация исследований целостности в настоящее время связана с трансдисциплинарностью как новым более глубоким уровнем интеграции, который предполагает не только конвергентное проникновение научных методов и дисциплин, но также создание таких познавательных ситуаций, в которых научный ум вынужден в поисках целостности осуществить переход к практической жизненной сфере. Кроме того, актуальным становится поиск теоретико-методологических инструментов исследования, адекватных явлениям подобного класса для их описания как нелинейных целостностей данного уровня сложности. Имеется в виду, что мозг и психика человека в единстве своей деятельности на протяжении его жизни выражают некоторое неделимое единство. Одним из таких методологических инструментов становится концептуальная модель (философская категория) «целое-в-целом», включающая целостность, нелинейность и сложность, позволяющая рассматривать представленную макро-/гиперцелостность в неразрывном единстве. В данной статье анализируется один из аспектов концепта «brain-рsyche-(мind/сonsciousness …)», связанный с хаотизацией, которая неизбежно присутствует в его нелинейном поведении и которая показывает, что и мозг, и психика являются непрерывно изменяющимися образованиями: от структурности и системности переходящие к проявлению средовости и динамического хаоса. Их неравновесность является обязательным условием поддержания их жизни.

В философии ХХ в. утвердилось представление об отсутствии у человека природы, вследствие чего концепт «природа человека» стал рудиментом в антропологическом знании, а сам человек стал осмысляться как «безопорный». В эпоху «биотехнологической революции» данный концепт оказывается неудобным для трансгрессивной игры человека с собственными пределами. Однако проблематизация человека в современном антропологическом дискурсе может происходить во многом именно через вопрошание о природе человека. В эпоху развитых биотехнологий современной антропологии следует не столько отрицать, сколько утверждать природу человека, так как концепт «природа человека» указывает на онтологические рамки, сохраняющие аутентичность человека, обеспечивающие преемственность всех его исторических форм. В противовес толкованию концепта природы человека в оппозиции социальной сущности (как низменной физической, материальной, биологической, витальной части человеческого существа) эвристически значимым является возведение его в социально значимый аксиологический принцип, наполнение ценностным содержанием путем возвышения статуса человеческой природы. Это особенно важно вследствие того, что содержательно он оказывается включенным в этические и социально-гуманитарные экспертизы биотехнологических проектов. Без аксиологического разворачивания данного концепта потеряют силу и убедительность биоэтический и экологический дискурсы. Человек всегда незавершен, многомерен, многолик, поэтому не может быть единой сущностной идеей человека, способной стать цементирующим основанием антропологического знания, как на это уповали представители первого поколения направления «философская антропология». Но все же человек — это один антропологический тип с единой природой. В результате исследования выдвинута гипотеза о том, что именно реанимация концепта «природа человека» придаст антропологическому знанию единство, станет его «идейным стержнем».

Статья является продолжением исследования, представленного в статье «Неклассический субъект видения. Часть I», и посвящена анализу событийности неклассического субъекта. В основу анализа неклассической субъективности авторами положен предложенный В. Беньямином трехчастный механизм силы дистанции, силы взгляда и силы памяти. Рассматривается концепт образа как посредника, с помощью которого субъект восстанавливает утерянную дистанцию с миром. Обсуждаются концепции неклассического субъекта визуальности Ж.-П. Сартра и Ж. Диди-Юбермана как различные типы трансформации силы взгляда и роли памяти в неклассическом видении. Анализу подвергаются важные элементы концепта «скудного образа» Ж.-П. Сартра: критика наивного понимания имманентности сознания и мира, образов как слабой копии объекта наблюдения, разработка специфической данности в образе через дистантное присутствующее отсутствие вещи. Показано, что теория «скудного образа» разрывает ирреальные объекты образного сознания и чувственно воспринимаемый мир на два не связанных друг с другом полюса. Поэтому в концепции Сартра отношения субъекта с миром — как в образном, так и чувственном постижении реальности — оказываются проблематическими. В теории Ж. Диди-Юбермана, построенной на реорганизации понимания ауры в технически воспроизводимом искусстве, дается более глубокое понимание образа. Присутствие, равно как и отсутствие вещей мира, не выступают как оторванные друг от друга, но оказываются диалектическим единством игры близи и дали (Fort-Da). В статье рассматривается это диалектическое понимание отношений субъекта и мира, выступающее как непрекращающаяся ритмика приближения-удаления видимого объекта. В таком событийном пространстве видения nothem (Д. Джослит) вещь превращается в гибридный объект, а человек предстает как мерцающий субъект видения.

Рассматривается проблема наиболее фундаментальных оснований для анализа различных ситуаций и смыслов, связанных с ответственностью. Предлагаемое решение этой проблемы опирается на концепцию конкретно-всеобщего. Выводы конкретно-всеобщей теории развития позволяют связать объективные основы нравственности с динамикой взаимосвязей всеобщих моментов, аккумулировавшихся в человеческой сущности по мере глобального развития. Всеобщие моменты, которые мы абстрагируем в виде категорий, организованы в человеческом бытии в виде определенных сторон и взаимосвязей, уникальное переплетение которых конструирует те или иные социальные ситуации и отражающие их смыслы. На первом этапе исследования проводится анализ роли ключевых всеобщих моментов мира в формировании феномена ответственности. Он позволяет сформулировать наиболее фундаментальные характеристики ответственности. На втором этапе исследуются конкретные формы взаимосвязей всеобщих моментов, определяющие те или иные аспекты ответственности. В результате выявлен категориальный каркас из всеобщих моментов, лежащий в основе ответственности. Такой каркас неразрывно связан с особенным и единичным содержанием, всегда наполнен конкретным содержанием исторических обстоятельств и жизненных ситуаций индивидов. В данной работе показано, как организованное таким образом конкретно-всеобщее определяет наиболее важные из ситуаций и смыслов, относящиеся к проблеме ответственности. Данный подход позволил отличить сущность ответственности, связанную с определенной объективной ситуацией, от ее проявлений в виде субъективной составляющей, коррелирующей с личностными характеристиками и состояниями человека, формулировками соглашений, социальных норм, с санкциями за их нарушение, различными формами подотчетности.

Рассматриваются сущность, тенденции развития обыденного и теоретического сознания, их соотношение в контексте глобального кризиса современного общества. Показано, что кризис этот имеет глубокие антропологические основания, представляет собой кризис самой человеческой сущности. С позиций материалистического понимания истории очевидно, что в конечном счете именно кризис общественного бытия провоцирует кризис обыденного и теоретического уровней общественного сознания. Однако в марксистской теории предполагается и обратное влияние: существенная активность общественного сознания в отношении общественного бытия. Автор статьи констатирует, что в современных условиях это обратное влияние приводит к «консервации» общественного бытия в его неадекватных новейшим вызовам формах. Его гипотеза состоит в том, что одним из факторов, сдерживающих развитие общества и преодоление кризиса, являются деформации обыденного и теоретического сознания и их отношения. Формулируется проблема и определяются основные задачи исследования. Автор полагает, что необходимо раскрыть сущность обыденного и теоретического сознания, а также диалектику их отношения с методологических позиций современного материализма; исследовать успехи и неудачи попыток целенаправленного «онаучивания» обыденного; выявить конкретные проявления деформирующего влияния на взаимодействие обыденного и теоретического сознания; определить конкретные механизмы, посредством которых кризис общественного бытия способствует размыванию рациональных моментов обыденного сознания, укреплению иллюзорного теоретизирования и утрате конструктивного взаимодействия обыденного и научно-теоретического сознания.

Представлены результаты проведенного эмпирического исследования, посвященного изучению специфики личностных особенностей юношей с самоповреждающим поведением и субклинической депрессией. Актуальность данной проблематики обуславливается высокой частотой случаев реализации самоповреждающего поведения. В качестве общей гипотезы исследования принималось утверждение, что существуют значимые различия в выраженности личностных особенностей у юношей с субклинической депрессией, имеющих в анамнезе самоповреждающее поведение, в отличие от юношей с субклинической депрессией без самоповреждения, а также от испытуемых без депрессивной симптоматики и самоповреждения. Выборку исследования составили 169 юношей в возрасте от 18 до 22 лет (средний возраст — 19,2). Использованы методы тестирования, опроса, субъективного шкалирования, статистического анализа. В группе испытуемых с субклинической депрессией и с самоповреждением отмечаются низкая самооценка, высокие показатели ситуативной тревожности, личностной тревожности, конфликтности, невротичности, спонтанной агрессивности, раздражительности и эмоциональной лабильности. У юношей с субклинической депрессией и с самоповреждением отмечаются низкие показатели самоценности, самопринятия, самопривязанности, зеркального Я и общительности, чем у испытуемых с субклинической депрессией и без самоповреждения. Выявлена положительная корреляция между выраженностью самоповреждения и ситуативной агрессивностью, конфликтностью, самообвинением, невротичностью, спонтанной агрессивностью, депрессивностью, низкой самооценкой; также отрицательная корреляция между выраженностью самоповреждения и самоценностью, самопринятием, самопривязанностью и зеркальным Я. Существует положительная корреляция депрессии с цинизмом, враждебностью, агрессивностью, тревожностью, конфликтностью, раздражительностью и низкой самооценкой и отрицательная корреляция депрессии с общительностью и открытостью.

Интерес к порядку в социологии обусловлен в том числе выявлением различных факторов, его лабилизирующих и детерминирующих. Рассматриваемый фактор как предмет объективно сложен для социального анализа и применения его результатов на практике. Одними из триггерных причин принимаются правовая культура и легитимность, которые исследуются в настоящей теоретической работе с эвристических и аналитических позиций. Предполагается, что правовая культура как совокупность агрегированных социумом и государством ценностей сама может выступать в роли фактора легитимности для такого порядка. Раскрытие эвристического интереса осуществляется через правосознание человека, осознанный выбор модели рационального (для себя или государства) поведения и работу социально-правовых институтов. Выделяя имманентные признаки правовой культуры, приходим к выводу о том, что критическая масса социально накопленного и правового знания провоцирует качественный скачок в развитии как социального, так и правового порядка. Такое развитие обуславливает формирование архитектуры не только социальных, но и номологических ценностей, создающей необходимые условия для устойчивости общественных отношений по объективным правилам, предусмотренным законодателем. Акцентируется невозможность предопределения примата рассматриваемых ценностей, так как социальные и нормативные действия реализуют необходимый баланс интересов, носящих корреспондирующий характер, где в качестве основных проблем рассматриваются неудовлетворенные фрустрационные ожидания. Предлагаемый аспект представляется несвойственным для большинства социологических работ в данной тематике, а потому видится интересным и научно полезным. Такие ожидания связаны с нарушением этого баланса, выраженного в перманентном конфликте права и правоприменения как квинтэссенции проникающего столкновения социального и правового порядков, где социум настаивает на поражении части монополии на насилие в случае девиантного поведения граждан и демилитаризации работы правовых институтов, связанной с порицанием неконформности, а государство защищает объективность правил поведения и распространение сферы их влияния через придание им легитимности. Рассматриваемый социальный порядок видится основой формы жизнедеятельности человека, где государство выступает в роли модератора, привнося нормы как неснижаемые стандарты ответственности каждого индивида, корректируя его модель поведения в сторону рациональности через правовую культуру, обеспечивающую правосознание, конформность и легитимность социально-правовых институтов. Правовая культура, закладываемая обществом и поддерживаемая государством, дает возможность консолидированно принимать рациональную модель поведения в обществе и делать ее устойчивой к деструктивным социальным явлениям.