Динамика аддиктивных проявлений в процессе взросления у подростков в период пандемии COVID-19
УДК 159.9:37.013.42 |
Поступила: 08.06.2022 |
Динамика аддиктивных проявлений в процессе взросления у подростков в период пандемии COVID-19
Ваганова Ксения Андреевна
магистрант направления «Психология»
Пермский государственный национальный исследовательский университет,
614990, Пермь, ул. Букирева, 15;
e-mail: xenya.cornilowa@yandex.ru
ORCID: https://orcid.org/0000-0003-0663-7902
Researcher ID: AIF-4291-2022
Ужегова Анастасия Алексеевна
магистрант направления «Психология»
Пермский государственный национальный исследовательский университет,
614990, Пермь, ул. Букирева, 15;
e-mail: acya.uzhegova@gmail.com
ORCID: https://orcid.org/0000-0002-4889-685X
Researcher ID: AIF-4422-2022
Газарова Анна Николаевна
магистрант направления «Психология»
Пермский государственный национальный исследовательский университет,
614990, Пермь, ул. Букирева, 15;
e-mail: gazarowa.an@yandex.ru
ORCID: https://orcid.org/0000-0001-7324-7010
Researcher ID: CAH-3127-2022
Евдокимова Елизавета Андреевна
магистрант направления «Психология»
Пермский государственный национальный исследовательский университет,
614990, Пермь, ул. Букирева, 15;
e-mail: Ewdpsy@gmail.com
ORCID: https://orcid.org/0000-0002-8891-0900
Researcher ID: CAH-0592-2022
Балева Милена Валерьевна
кандидат психологических наук, доцент,
доцент кафедры общей и клинической психологии,
доцент кафедры психологии развития
Пермский государственный национальный исследовательский университет,
614990, Пермь, ул. Букирева, 15;
e-mail: milenabaleva@yandex.ru
ORCID: https://orcid.org/0000-0001-7334-3635
ResearcherID: ABE-8676-2020
Пандемия COVID-19 и связанные с ней события повлияли на различные сферы общественной жизни. Естественные процессы взросления и социализации подростков также подверглись трансформации. Последствия этой трансформации будут наблюдаться еще в течение долгого времени. В статье приведено эмпирическое исследование, проведенное в 2 этапа — до официального начала пандемии (в феврале 2019 г.) и через два года после ее начала (в феврале 2022 г.). В исследовании приняли участие 89 респондентов мужского пола, студенты среднего профессионального образовательного учреждения. На момент первого среза средний возраст участников составил 17,21 ± 0,51 лет, а на момент второго среза — 19,20 ± 0,48 лет. Диагностика осуществлялась с помощью следующих методик: «Опросник состояния агрессии Басса-Дарки», «Опросник суицидального риска (ОСР)» в модификации Т.Н. Разуваевой, «Единая методика социально-психологического тестирования» Д.В. Журавлева и А.В. Киселевой. Статистический анализ включал внутригрупповое сравнение показателей по t-критерию Стьюдента и Т-критерию Вилкоксона до и после начала пандемии. Анализ данных показал неоднозначные результаты. Не было обнаружено общей тенденции к снижению или росту аддиктивных проявлений. Возможные причины полученных закономерностей были рассмотрены с точки зрения взаимовлияния процессов пандемии и естественных процессов взросления, а также в контексте особенностей социального взаимодействия в данный возрастной период.
Ключевые слова: пандемия COVID-19, самоизоляция, аддиктивные проявления, агрессия, подростковый возраст, взросление, социальное взаимодействие.
Пандемия COVID-19 оказала значительное влияние на психологическое благополучие населения всего мира. Беспрецедентная эпидемиологическая ситуация, стремительное распространение вируса, изнурительная по своей продолжительности социальная изоляция, а также экономические проблемы и снижение качества жизни привели к всплеску симптомов тревоги, стресса и депрессии, а также к увеличению числа психических расстройств и суицидальных проявлений [Екимова В.И. и др., 2021]. При этом исследования восприятия COVID-19 различными возрастными группами в России показали, что стресс, тревожность и ощущение угрозы во время пандемии были свойственны в первую очередь более молодым респондентам (от 18 до 25 лет) [Первичко Е.И. и др., 2020].
Зарубежные лонгитюдные исследования отражают следующее: у представителей подросткового и юношеского возраста во время пандемии и самоизоляции отмечались более высокие показатели депрессии и тревоги, чем до пандемии [Luijten M.A.J. et al., 2021, Magson N.R. et al., 2021]. A.Y. Naser и соавторы объясняют превалирование тревожной и депрессивной симптоматики у студентов внедрением в колледжах и университетах дистанционного обучения при отсутствии у студентов необходимых навыков и ресурсов [Naser A.Y. et al., 2020]. Другой причиной могли послужить случаи домашнего насилия и эксплуатации, употребление наркотических средств, вовлечение в деструктивные группы и онлайн-сообщества, что стало возможным вследствие закрытия учебных заведений и ограничения «живого» общения [Cowie H., Myers C.A., 2021]. Согласно результатам лонгитюдного исследования M.A.J. Luijten и др., депрессивные симптомы подростков во время самоизоляции оказались связаны также с более высоким уровнем образования их родителей и существующими у них проблемами на работе, обусловленными пандемией. Гнев, показатели которого значительно возросли во время пандемии, также коррелировал с возрастом и более высоким уровнем образования родителей подростков [Luijten M.A.J. et al., 2021].
Опыт длительной самоизоляции оказался для подростков травматичным также потому, что ведущим типом деятельности в этот период является именно общение, социальные связи и контакты, а поддержка и признание сверстников являются неотъемлемой частью личностной самоидентификации [Гамезо М.В. и др. 2003]. При этом непосредственный контакт в процессе общения наряду с виртуальным и телефонным общением преимущественно отмечается представителями подросткового и юношеского возраста как наиболее желательный и комфортный способ взаимодействия [Холмогорова А.Б., Клименкова Е.Н., 2016]. Так, результаты исследования N.R. Magson и соавторов показали, что опасения подростков во время пандемии COVID-19 были связаны прежде всего с нарушением их социальных взаимодействий и деятельности, в то время как опасения по поводу заражения или заболевания вирусом были относительно низки [Magson N.R. et al., 2021].
Несмотря на то, что в многочисленных исследованиях было выявлено негативное влияние пандемии на психическое здоровье подростков. Так, N.R. Magson и коллеги отмечают, что размер этих эффектов оказался незначительным [Magson N.R. et al., 2021]. Вероятно, это явление может быть объяснено некоторыми возрастными особенностями подросткового периода.
Подростковый возраст является одним из наиболее кризисных возрастных периодов и характеризуется противоречивостью тенденций социального развития. Д.И. Фельдштейн отмечает, что, с одной стороны, для данного периода «показательны негативные проявления, дисгармоничность в строении личности, свертывание прежде установившейся системы интересов ребенка, протестующий характер его поведения по отношению к взрослым» [Фельдштейн Д.И., 1988, с. 33], с другой стороны, наблюдаются и положительные проявления: возрастает самостоятельность, отношения со сверстниками и взрослыми становятся более многообразными и содержательными, формируется сознательное отношение к себе как к члену общества [Фельдштейн Д.И., 1988].
В соответствии с психосоциальной теорией развития Э. Эриксона, значительную роль в формировании личности подростка играют социальные взаимодействия. Данный возрастной период (12–19 лет) Э. Эриксон связывает с кризисом идентичности, состоящим из серии социальных и индивидуально-личностных выборов, идентификации и самоопределений [Эриксон Э., 2000]. L.H. Somerville подчеркивает, что определяющей характеристикой подросткового периода является повышение социальной чувствительности и значимости сверстников. Несмотря на то, что взаимоотношения со сверстниками представляют собой прежде всего положительный социальный опыт, они крайне противоречивы и могут быть также основным источником конфликтов, отвержения и межличностного стресса [Somerville L.H., 2013]. Так, виктимизация со стороны сверстников, проблемы в дружеских и романтических отношениях способствуют усилению симптомов тревоги и депрессии у подростков, в то время как принадлежность к группе (особенно высокостатусной), позитивные взаимоотношения с друзьями и наличие романтических отношений служат факторами защиты от социальной тревожности и депрессивных симптомов [La Greca A.M., Harrison H.M., 2005].
Невозможность удовлетворения социальных потребностей может провоцировать проявления аддиктивного и агрессивного поведения у подростков, при этом к 14 годам риск девиации значительно возрастает [Леус Э.В. и др., 2016]. Максимальные показатели различных уровней агрессии у представителей мужского пола прослеживаются также в 14–15 лет [Кузнецова С.О., 2010]. Несмотря на то, что уровень агрессии у подростков снижается по мере взросления, существуют специфические риски, препятствующие данному процессу.
Агрессия является результатом совокупности таких факторов, как индивидуальные свойства, особенности взаимоотношений со сверстниками и родителями, социальные условия [Fries L. et al., 2013]. Лонгитюдное исследование подростков, проведенное M. Henriksen и соавторов, показало, что проявления физической агрессии в младшем подростковом возрасте более характерны для юношей и связаны с тревожными и депрессивными симптомами, одиночеством и низкой самооценкой, академическими проблемами, случаями буллинга, употреблением алкоголя и курением. Мужской пол и употребление алкоголя явились также значимыми факторами риска проявлений агрессии в позднем подростковом возрасте (средний возраст респондентов — 18 лет) [Henriksen M. et al., 2021].
Согласно ряду исследований, негативные взаимоотношения с родителями выступают в качестве одного из значимых предикторов агрессии у подростков. Так, были обнаружены значимые взаимосвязи между подростковой агрессией и высоким уровнем домашних конфликтов [Koçak A. et al., 2017; Karriker-Jaffe K.J. et al., 2013], низким уровнем родительского контроля и недостаточной вовлеченностью родителей в жизнь детей [Fries L. et al., 2013], жестоким или хаотичным стилем родительского воспитания [Dou C. et al., 2015]. Значимым предиктором подростковой агрессии являются высокие родительские ожидания и связанное с ними давление, оказываемое родителями на подростков [Dou C. et al., 2015].
Таким образом, в случае отсутствия провоцирующих факторов, ожидаемой тенденцией развития в старшем подростковом возрасте является снижение агрессии и поведенческих аддикций. Вместе с тем, как показывают исследования, пандемия COVID-19 оказала фрустрирующее воздействие на широкий спектр проявлений социальной активности. Можно предположить, что ее влияние на представителей подросткового возраста стало тем самым провоцирующим фактором, который мог обострить агрессивные и аддиктивные проявления, или, как минимум, затормозить их закономерное смягчение в процессе взросления. В то же время можно предположить, что естественные процессы взросления нивелировали эффекты пандемии, обусловив устойчивую тенденцию к снижению агрессии и аддикций при переходе к старшему подростковому возрасту.
Целью нашего исследования является анализ динамики аддиктивных1 проявлений у подростков в период пандемии COVID-19. Под пандемией в контексте данного исследования мы понимаем как собственно эпидемиологическую ситуацию распространения короновирусной инфекции, так и связанные с ней изменения привычного образа жизни — социальную изоляцию, дистанционный характер обучения. На основании анализа различных источников информации были выдвинуты следующие альтернативные гипотезы:
- Показатели аддиктивного поведения обнаруживают снижение по мере взросления, не подвергаясь воздействию факторов социальной изоляции во время пандемии COVID-19.
- Показатели аддиктивного поведения обнаруживают рост под влиянием социальной изоляции во время пандемии COVID-19, искажая естественные процессы взросления при переходе к совершеннолетию.
Выборка исследования
В исследовании приняли участие 89 респондентов мужского пола, студенты среднего профессионального образовательного учреждения. Из общего числа респондентов 41 чел. обучается по профессии «Наладчик» и 48 чел. — по профессии «Программист». Исследование включало два диагностических среза, из которых первый проводился в конце октября 2019 г., а второй — в ноябре 2021 г. На момент первого среза возраст участников находился в диапазоне от 16 до 19 лет (М = 17,21, SD = 0,51), а на момент второго среза — в диапазоне от 18 до 21 года (М = 19,20, SD = 0,48).
Методика исследования
Диагностика осуществлялась с помощью Опросника состояния агрессии Басса-Дарки [Психологические тесты…, 2007], Опросника суицидального риска (ОСР) в модификации Т.Н. Разуваевой [Диагностика личности, 1993], а также Единой методики социально-психологического тестирования2. Тестирование проводилось в учебное время в малых группах по 10–15 чел. Диагностика по тестам агрессии и выявления суицидального риска проводилась в очном формате, а социально-психологическое тестирование — в онлайн-режиме. Все участники давали добровольное согласие на участие в тестировании. Результаты второго среза по методике ОСР были признаны недействительными у 4 участников., их реакции были исключены из анализа. Статистическая обработка результатов осуществлялась в программе Statistica-10 c помощью методов описательной статистики и сравнительного анализа по t-критерию Стьюдента для зависимых групп (при контроле нормальности распределения). Для показателей, имеющих распределение, отличное от нормального, использовался непараметрический аналог t-критерия Стьюдента для зависимых групп — Т-критерий Вилкоксона.
Результаты
Результаты сравнительного анализа выраженности показателей готовности к аддиктивному поведению по данным первого и второго срезов представлены в табл. 1.
Таблица 1. Выраженность показателей готовности к аддиктивному поведению
по данным 1 и 2 диагностического срезов
|
Среднее значение |
Стандартное |
t |
p |
|||
|
2019 г. |
2021 г. |
2019 г. |
2021 г. |
|||
|
Потребность в одобрении |
59,41 |
56,85 |
16,78 |
17,42 |
0,99 |
0,324 |
|
Подверженность влиянию группы |
33,25 |
30,16 |
17,01 |
17,84 |
1,15 |
0,253 |
|
Принятие асоциальных установок социума |
55,49 |
46,78 |
19,56 |
20,44 |
3,07 |
0,003 |
|
Склонность к риску |
40,39 |
35,29 |
22,88 |
22,62 |
1,46 |
0,147 |
|
Импульсивность |
33,88 |
31,18 |
18,66 |
19,50 |
1,14 |
0,259 |
|
Тревожность |
45,02 |
39,53 |
26,28 |
26,43 |
1,58 |
0,117 |
|
Фрустрация |
38,44 |
32,47 |
25,62 |
25,00 |
1,78 |
0,079 |
|
Наркопотребление в социальном |
32,21 |
21,87* |
28,08 |
19,46 |
2,84 |
0,006 |
|
Принятие родителями |
82,67 |
82,94 |
18,47 |
16,76 |
-0,10 |
0,921 |
|
Принятие одноклассниками |
75,14 |
79,92 |
17,99 |
14,95 |
-1,93 |
0,057 |
|
Социальная активность |
70,12 |
68,75 |
15,54 |
17,84 |
0,54 |
0,587 |
|
Самоконтроль поведения |
71,14 |
73,61 |
15,61 |
15,53 |
-1,02 |
0,308 |
|
Самоэффективность |
75,26 |
78,71 |
17,71 |
16,07 |
-1,58 |
0,117 |
Примечание: * — Распределение отличается от нормального: стандартная ошибка эксцесса превышает его абсолютное значение более, чем на 3σ; K-S d = 0,17, p < 0,05.
Как видно из таблицы, за период пандемии показатели готовности к аддиктивному поведению обнаружили тенденцию к снижению. В то же время статистически значимая динамика наблюдалась только по 4 показателям. У юношей произошло снижение готовности к принятию асоциальных установок социума (р < 0,01), фрустрации (р < 0,10) и наркопотребления в социальном окружении (р < 0,01). Одновременно с этим вырос показатель принятия одноклассниками (р < 0,10). Поскольку распределение показателя наркопотребления в социальном окружении во втором срезе оказалось отличным от нормального, дополнительно к параметрическому анализу был проведен непараметрический тест Вилкоксона, который также выявил статистически значимое различие (Т = 942,00, р < 0,01).
Результаты сравнительного анализа выраженности показателей склонности к агрессивному поведению по данным первого и второго срезов представлены в табл. 2.
Как видно из таблицы, за период пандемии обнаружилось статистически значимое снижение общего индекса агрессии (р < 0,05), по всей видимости, вследствие уменьшения ее вербальных и косвенных проявлений. В то же время общий индекс враждебности обнаружил статистически значимый рост (р < 0,05). При этом, что более существенно, входящие в него первичные показатели подозрительности и обиды обнаружили разнонаправленную динамику: выраженность подозрительности уменьшилась (р < 0,001), а обиды — усилилась (р < 0,01). Поскольку распределение показателя обиды в первом срезе оказалось отличным от нормального, дополнительно к параметрическому анализу был проведен непараметрический тест Вилкоксона, который также выявил статистически значимое различие (Т = 925,50, р < 0,01).
Результаты сравнительного анализа выраженности показателей суицидального риска по данным первого и второго срезов представлены в табл. 3
Как видно из таблицы, за период пандемии все показатели суицидального риска обнаружили тенденцию к снижению. При этом статистически значимая отрицательная динамика наблюдалась только по показателям несостоятельности (р < 0,05), социального пессимизма (р < 0,10) и максимализма (р < 0,001).
Таблица 2. Выраженность показателей склонности к агрессивному поведению
по данным 1 и 2 диагностического срезов
|
Среднее значение |
Стандартное |
t |
p |
|||
|
2019 г. |
2021 г. |
2019 г. |
2021 г. |
|||
|
Физическая агрессия |
4,82 |
5,04 |
2,06 |
2,09 |
-0,75 |
0,455 |
|
Вербальная агрессия |
6,40 |
6,33 |
1,95 |
2,21 |
0,25 |
0,803 |
|
Косвенная агрессия |
3,56 |
3,34 |
1,69 |
1,75 |
0,83 |
0,407 |
|
Негативизм |
1,96 |
2,00 |
1,56 |
1,49 |
-0,19 |
0,848 |
|
Склонность к раздражению |
4,37 |
4,15 |
2,49 |
2,57 |
0,59 |
0,560 |
|
Подозрительность |
4,19 |
3,13 |
1,93 |
1,79 |
3,66 |
0,000 |
|
Обида |
3,88* |
4,65 |
1,86 |
1,94 |
-2,87 |
0,005 |
|
Чувство вины |
4,66 |
4,70 |
1,61 |
1,66 |
-0,13 |
0,895 |
|
Индекс агрессии |
14,36 |
12,80 |
4,28 |
4,34 |
2,29 |
0,024 |
|
Индекс враждебности |
8,53 |
9,35 |
2,75 |
2,93 |
-2,06 |
0,043 |
Примечание: * — Распределение отличается от нормального: стандартная ошибка асимметрии превышает ее абсолютное значение более, чем на 3σ; K-S d = 0,13, p < 0,10.
Таблица 3. Выраженность показателей готовности к аддиктивному поведению
по данным 1 и 2 диагностического срезов
|
Среднее значение |
Стандартное |
T |
p |
|||
|
2019 г. |
2021 г. |
2019 г. |
2021 г. |
|||
|
Демонстративность |
0,51 |
0,42 |
0,79 |
0,72 |
524,00 |
0,512 |
|
Аффективность |
0,58 |
0,52 |
0,94 |
0,98 |
500,00 |
0,677 |
|
Уникальность |
0,20 |
0,18 |
0,55 |
0,56 |
128,50 |
0,773 |
|
Несостоятельность |
1,19 |
1,00 |
0,65 |
0,45 |
99,00 |
0,052 |
|
Социальный пессимизм |
2,37 |
2,11 |
1,17 |
0,86 |
238,00 |
0,087 |
|
Слом культурных барьеров |
1,03 |
0,97 |
0,32 |
0,32 |
51,00 |
0,227 |
|
Максимализм |
1,25 |
0,75 |
1,00 |
0,46 |
133,50 |
0,001 |
|
Временная перспектива |
0,28 |
0,15 |
0,66 |
0,44 |
101,00 |
0,162 |
|
Антисуицидальный фактор |
0,99 |
1,03 |
0,35 |
0,41 |
94,50 |
0,465 |
Примечание: Распределение всех показателей опросника суицидального риска оказалось отличным от нормального: As > 1,00, Ex > 1,00, K-S d = 0,33 ÷ 0,52, p < 0,01. Таким образом, вместо параметрического анализа по t-критерию Стьюдента был использован непараметрический Т-критерий Вилкоксона.
Обсуждение результатов
Как было отмечено ранее, значимыми характеристиками подросткового возраста являются противоречивость тенденций социального развития и эмоциональная нестабильность. По сравнению с взрослыми, подростки чаще испытывают интенсивные положительные и отрицательные эмоции, эмоциональную напряженность и характеризуются большей эмоциональной нестабильностью, что делает их более восприимчивыми к разного рода рискам, в том числе к социальной изоляции [Bailen N.H. et al., 2018].
В нашем исследовании был обнаружен рост отдельных показателей агрессивности подростков во время пандемии, а именно враждебности и обиды. Это косвенно согласуется с данными N.R. Magson и соавторов, которые обнаружили, что в период пандемии COVID-19 у подростков наблюдалось усиление депрессивных симптомов и тревожности, а также снижение удовлетворенности жизнью [Magson N.R. et al., 2021]. Однако авторы отмечают, что, по-видимому, большая часть подростков хорошо справилась с последствиями пандемии, т.к. размер обнаруженных эффектов оказался довольно скромным [Magson N.R. et al., 2021, p. 53]. Мы предполагаем, что вероятными причинами обнаруженного нами роста враждебности и обиды могли выступить негативные взаимоотношения с родителями, обострившиеся в период изоляции. Имеются данные о значимых взаимосвязях между подростковой агрессией и частотностью домашних конфликтов [Coatsworth J.D. et al., 2002; Loukas A., Prelow H.M., 2004]. Значимыми предикторами подростковой агрессии также являются высокие родительские ожидания и связанные с ними давление, оказываемое родителями на подростков [Fries L. et al., 2013].
Несмотря на обнаруженное усиление отдельных негативных проявлений, в целом показатели склонности к агрессивному и аддиктивному поведению у подростков не повысились. В частности, не было выявлено роста показателей тревожности, импульсивности и аффективности. Это противоречит нашим первоначальным предположениям, однако подтверждается выводами В.А. Барановой о преимущественно благополучном решении подростками задач адаптации [Баранова В.А. и др., 2021].
Обнаруженное нами отсутствие роста большинства негативных психологических проявлений в период пандемии может быть также объяснено естественными процессами взросления. Согласно N.H. Bailen и коллег, эмоциональная нестабильность и интенсивность эмоций у подростков обнаруживают тенденцию к снижению к 19 годам [Bailen N.H. et al., 2018]. На момент проведения второго среза наши респонденты достигли верхней границы подросткового периода (M = 19,20 ± 0,48), что могло оказать влияние на результаты исследования. В то же время показатели склонности к аддиктивному поведению не обнаружили и ожидаемого в процессе взросления спада. Таким образом, можем предположить что факторы пандемии и взросления компенсировали друг друга, как бы «заморозив» динамику аддиктивных проявлений в любую сторону.
В качестве еще одного фактора обнаруженных закономерностей может быть рассмотрен пол респондентов. Отмечается, что девушки проявляют более выраженные симптомы депрессии и тревоги, чем юноши [Magson N.R., et al., 2021]. Напомним, что в нашем исследовании принимали участие только респонденты мужского пола.
Полученные нами результаты свидетельствуют также против негативного влияния ограничения социальных контактов на психическое состояние подростков. Напротив, респонденты отметили снижение готовности к принятию асоциальных установок социума, фрустрации и рост принятия со стороны одноклассников. Это противоречит результатам большинства исследований, в которых показано, что главной проблемой во время пандемии для подростков явилось ограничение социальных взаимодействий [Баранова В.А. и др., 2021; Табуева А.О., Волкова И.В., 2021; Magson N.R. et al., 2021]. В то же время некоторые данные N.R. Magson и соавторов и В.А. Барановой согласуются с нашими результатами. Так, в исследовании N.R. Magson обнаружено, что подростки, которые во время пандемии COVID-19 ощущали себя более включенными в социальные взаимодействия, сообщали о меньшем количестве депрессивных симптомов и беспокойства, а также о большей удовлетворенности жизнью, чем те, кто чувствовал себя изолированными от общества в период самоизоляции. К сожалению, в нашем исследовании факт такой включенности не контролировался, однако мы не исключаем его роли в полученных результатах. Согласно исследованию В.А. Барановой, студенты отмечают ряд положительных сторон онлайн-коммуникации во время пандемии, например, возможность установления новых знакомств и поддержание старых контактов, а также улучшение качества социальных связей (они стали более избирательными, неслучайными и глубокими). Возможно, что влияние на полученные нами результаты оказал пол респондентов. Согласно исследованию А.О. Табуевой, в период пандемии девочкам не хватало неформального общения с одноклассниками больше, чем мальчикам. Кроме того, девочки чувствовали себя более социально изолированными, чем мальчики [Табуева А.О., Волкова И.В., 2021]. В исследовании Т.В. Шининой показано, что юноши по сравнению с девушками демонстрируют более высокие показатели жизнестойкости, которая, в свою очередь, помогает справиться со стрессом, в том числе стрессом, вызванным социальной изоляцией [Шинина Т.В., Морозова И.Г., 2021].
Таким образом, результаты нашего исследования свидетельствуют о том, что, несмотря на рост отдельных проявлений агрессии в период пандемии, большинство показателей агрессивного и аддиктивного поведения у подростков не обнаружили тенденции к росту. Эти проявления подвержены естественному снижению по мере взросления подростков и их приближения к совершеннолетию. Учитывая это обстоятельство, можно сказать, что пандемия все же оказала определенное влияние на естественные процессы взросления. Однако это влияние можно назвать скорее сдерживающим, а не деструктивным.
Ограничения исследования
В качестве ограничений нашего исследования можно выделить недостаточность сведений о социально-демографических характеристиках респондентов, а также информации об их опыте проживания пандемии: переболели ли сами респонденты или их близкие коронавирусом, какие проблемы бытового и психологического характера возникли в период самоизоляции, особенности социального взаимодействия в период пандемии и т.д. В нашем исследовании они могли бы послужить дополнительным источником для объяснения полученных закономерностей. Кроме того, на возрастание показателей агрессивности подростков могли оказать влияние и иные факторы, которые не были учтены в данном исследовании.
Полученные нами результаты могут послужить предпосылкой для дальнейших исследований в области сдерживающего влияния пандемии на естественные процессы взросления подростков, а также для изучения влияния социально-демографических факторов на данный процесс.
Список литературы
Баранова В.А., Дубовская Е.М., Савина О.О. Опыт жизнедеятельности и ресурсы преодоления трудностей социальной изоляции в первый период пандемии COVID-19 у студентов // Социальная психология и общество. 2021. Т. 12, № 1. С. 10–25. DOI: https://doi.org/10.17759/sps.2021120102
Гамезо М.В., Петрова Е.А., Орлова Л.М. Возрастная и педагогическая психология: учеб. пособие для студентов пед. вузов / под ред. М.В. Гамезо. М.: Пед. общ-во России, 2003. 512 с.
Диагностика личности / сост. Т.Н. Разуваева. Шадринск: Исеть, 1993. 26 с.
Екимова В.И., Розенова М.И., Литвинова А.В., Котенева А.В. Травматизация страхом: психологические последствия пандемии COVID-19 // Современная зарубежная психология. 2021. Т. 10, № 1. С. 27–38. DOI: https://doi.org/10.17759/jmfp.2021100103
Кузнецова С.О. Психологические особенности агрессивности в подростковом возрасте // Вестник славянских культур. 2010. № 4(18). С. 84–90.
Леус Э.В., Соловьев А.Г., Новикова И.А. Возрастные психологические аспекты аддиктивного поведения подростков // Наркология. 2016. Т. 15, № 3. С. 12–17.
Первичко Е.И., Митина О.В., Степанова О.Б., Конюховская Ю.Е., Дорохов Е.А. Восприятие COVID-19 населением России в условиях пандемии 2020 года // Клиническая и специальная психология. 2020. Т. 9, № 2. С. 119–146. DOI: https://doi.org/10.17759/cpse.2020090206
Психологические тесты для профессионалов / авт.-сост. Н.Ф. Гребень. Минск: Соврем. шк., 2007. 496 с.
Табуева А.О., Волкова И.В. Особенности отношения подростков к дистанционному обучению в период карантина по COVID-19 // Подросток в мегаполисе: дистанционное взросление: сб. трудов XIV Междунар. научно-практич. конф. (6–8 апреля 2021 г., Москва) / отв. ред. А.А. Бочавер. М.: НИУ ВШЭ, 2021. С. 136–139.
Фельдштейн Д.И. Психологические особенности развития личности в подростковом возрасте // Вопросы психологии. 1988. № 6. С. 31–41.
Холмогорова А.Б., Клименкова Е.Н. Общение в интернете и эмпатия в подростковом и юношеском возрастах // Психологическая наука и образование psyedu.ru. 2016. Т. 8, № 4. C. 129–141. DOI: https://doi.org/10.17759/psyedu.2016080413
Шинина Т.В., Морозова И.Г. Пандемия как вызов самостоятельности подростков: гендерный аспект // Подросток в мегаполисе: дистанционное взросление: сб. трудов XIV Междунар. научно-практич. конф. (6–8 апреля 2021 г., Москва) / отв. ред. А.А. Бочавер. М.: НИУ ВШЭ, 2021. С. 165–169.
Эриксон Э. Детство и общество: пер. с англ. СПб.: Питер, 2000. 415 с.
Bailen N.H., Green L.M., Thompson R.J. Understanding Emotion in Adolescents: A Review of Emotional Frequency, Intensity, Instability, and Clarity // Emotion Review. 2018. Vol. 11, iss. 1. P. 63–73. DOI: https://doi.org/10.1177/1754073918768878
Coatsworth J.D., Pantin H., McBride C., Briones E., Kurtines W., Szapocznik J. Ecodevelopmental Correlates of Behavior Problems in young Hispanic females // Applied Developmental Science. 2002. Vol. 6, iss. 3. P. 126–143. DOI: https://doi.org/10.1207/s1532480xads0603_3
Cowie H., Myers C.-A. The impact of the Covid-19 pandemic on the mental health and well-being of children and young people // Children & Society. 2021. Vol. 35, iss. 1. P. 62–74. DOI: https://doi.org/10.1111/chso.12430
Dou Ch., Wei Z., Jin K., Wang H., Wang X., Peng Z. Family and social environmental factors associated with aggression among Chinese adolescents // School Psychology Quarterly. 2015. Vol. 30, iss. 3. P. 421–430. DOI: https://doi.org/10.1037/spq0000103
Fries L., Grogan-Kaylor A., Bares C.B., Han Y., Delva J. Gender Differences in Predictors of Self-Reported Physical Aggression: Exploring Theoretically Relevant Dimensions Among Adolescents From Santiago, Chile // International Perspectives in Psychology: Research, Practice, Consultation. 2013. Vol. 2, iss. 4. P. 255–268. DOI: https://doi.org/10.1037/a0034533
Henriksen M., Skrove M., Hoftun G.B., Sund E.R., Lydersen S., Tseng W.-L., Sukhodolsky D.G. Developmental Course and Risk Factors of Physical Aggression in Late Adolescence // Child Psychiatry & Human Development. 2021. Vol. 52, iss. 4. P. 628–639. DOI: https://doi.org/10.1007/s10578-020-01049-7
Karriker-Jaffe K.J., Foshee V.A., Ennett S.T., Suchindran Ch. Associations of Neighborhood and Family Factors with Trajectories of Physical and Social Aggression During Adolescence // Journal of Youth and Adolescence. 2013. Vol. 42, iss. 6. P. 861–877. DOI: https://doi.org/10.1007/s10964-012-9832-1
Koçak A., Mouratidis A., Sayı M., Kındap-Tepe Y., Uçanok Z. Interparental Conflict and Adolescents’Relational Aggression and Loneliness: The Mediating Role of Maternal Psychological Control // Journal of Child and Family Studies. 2017. Vol. 26, iss. 12. P. 3546–3558. DOI: https://doi.org/10.1007/s10826-017-0854-x
La Greca A.M., Harrison H.M. Adolescent peer relations, friendships, and romantic relationships: do they predict social anxiety and depression? // Journal of Clinical Child & Adolescent Psychology. 2005. Vol. 34, iss. 1. P. 49–61. DOI: https://doi.org/10.1207/s15374424jccp3401_5
Loukas A., Prelow H.M. Externalizing and internalizing problems in low-income Latino Adolescents: Examining risk, resource, and protective factors // Journal of Early Adolescence. 2004. Vol. 24, iss. 3. P. 250–273. DOI: https://doi.org/10.1177/0272431604265675
Luijten M.A.J., Muilekom M.M. van, Teela L., Polderman T.J.C. et al. The impact of lockdown during the COVID‑19 pandemic on mental and social health of children and adolescents // Quality of Life Research. 2021. Vol. 30, iss. 10. P. 2795–2804. DOI: https://doi.org/10.1007/s11136-021-02861-x
Magson N.R., Freeman J.Y.A., Rapee R.M., Richardson C.E., Oar E.L., Fardouly J. Risk and Protective Factors for Prospective Changes in Adolescent Mental Health during the COVID-19 Pandemic // Journal of Youth and Adolescence. 2021. Vol. 50, iss. 1. P. 44–57. DOI: https://doi.org/10.1007/s10964-020-01332-9
Naser A.Y., Dahmash E.Z., Al-Rousan R., Alwafi H. et al. Mental health status of the general population, healthcare professionals, and university students during 2019 coronavirus disease outbreak in Jordan: A cross-sectional study // Brain, Behavior, and Immunity. 2020. Vol. 10, iss. 8. URL: https://onlinelibrary.wiley.com/doi/epdf/10.1002/brb3.1730 (accessed: 21.04.2022). DOI: https://doi.org/10.1002/brb3.1730
Somerville L.H. The teenage brain: sensitivity to social evaluation // Current Directions in Psychological Science. 2013. Vol. 22, iss. 2. P. 121–127. DOI: https://doi.org/10.1177/0963721413476512
Для цитирования:
Ваганова К.А., Ужегова А.А., Газарова А.Н., Евдокимова Е.А., Балева М.В. Динамика аддиктивных проявлений в процессе взросления у подростков в период пандемии COVID-19// Вестник Пермского университета. Философия. Психология. Социология. 2023. Вып. 1. С. 98–109. https://doi.org/10.17072/2078-7898/2023-1-98-109
1 В контексте нашего исследования мы рассматриваем аддикцию как совокупность проявлений отклоняющегося (в т.ч. асоциального) поведения, включая агрессию.
2 На сайте https://soctest.ru/test/sign_in