«Преодоление диалектики» и семантическое пространство экономической метафоры в философии различия Ж. Деррида: к ценностному измерению деконструкции
УДК 111.1 |
Поступила: 01.11.2023 |
«Преодоление диалектики» и семантическое пространство экономической метафоры в философии различия Ж. Деррида: к ценностному измерению деконструкции
Сковородко Александр Денисович
библиотекарь
Зональная научная библиотека им. В.А. Артисевич
Саратовского национального исследовательского государственного
университета им. Н.Г. Чернышевского,
410012, Саратов, ул. Университетская, 42;
e-mail: skovorodko11182000@mail.ru
ResearcherID: JNT-0922-2023
Статья посвящена концептуальному оформлению семантического пространства экономической метафоры, произведенному в философии различия Ж. Деррида на фоне осуществляемого ею размежевания с диалектической интерпретацией различия. Цель данной работы — показать, как Деррида совмещает под одной идиомой («экономия differance» или просто «differance») несколько смыслов «экономии», конфликтующих, но функционально соотнесенных друг с другом, а также через раскрытие этого момента подвести к вопросу о ценностных основаниях деконструктивистского мышления. Для этого исследование прибегает к сравнительному анализу текстов Деррида и некоторых авторов, у которых он заимствует и трансформирует экономическую метафору в контексте критики диалектического метода философствования (Ж. Батай и Э. Левинас). Философия Деррида, реконфигурируя диалектическую экономию, переосмысляет экономическую метафору и выводит недиалектическое Различие в качестве самостоятельного философского проекта. В статье, также при обращении к комментарию Ф. Ларюэля, устанавливается, что сопряжение конфликтующих друг с другом смыслов экономии, из которого только и может быть выведено чистое Различие, достигается Деррида через активную эквилибристику или перестановку акцентов внутри по-новому понятой экономической метафоры (экономия и диалектика то преодолимы, то необходимы). Принцип, согласно которому за счет этой перестановки организуется семантическое пространство «экономии», также указывает на присутствие в деконструкции определенных ценностных предпосылок. Результаты анализа позволят развить исследование вопроса о роли ценностных установок в деконструкции. Например, исследование может быть продолжено в сторону углубленного сравнения проектов Ж. Деррида и Э. Левинаса в контексте этической проблематики их философии.
Ключевые слова: деконструкция, диалектика, Другой, Ж. Батай, Ж. Деррида, Различие, Э. Левинас, экономия.
Введение
Основной предмет данного исследования — связь между проблемой множественности смыслов внутри экономической метафоры, используемой в философии различия Ж. Деррида, и вопросом о способах, какими эта философия осуществляет демаркацию между чистым Различием и диалектическим противоречием, выводя первое через деконструкцию последнего. Раскрытие этой связи, как мы покажем ниже, также намечает вопрос о ценностном измерении деконструкции.
Вначале мы обратимся к одному из первых текстов Ж. Деррида, «Письмо и различие» [Деррида Ж., 2000], где экономия рассматривается как метафора диалектического противоречия и операции снятия (Левинас, текст «Насилие и метафизика» [Деррида Ж., 2000, с. 99–197]; Батай, «Невоздержанное гегельянство» [Деррида Ж., 2000, с. 317–352]). Здесь Ж. Деррида начинает говорить об экономии в контексте своих размышлений о differance (в дальнейшем также различение), переосмысляя и развивая данную метафору в рамках собственных концептуальных построений. Таким образом, понятия, разрабатываемые Батаем, Левинасом и Деррида и обусловившие их интерес к этой метафоре, будут рассмотрены нами как критические модификации некоторых решений гегелевской диалектики. Отношение Деррида к Г.В.Ф. Гегелю в этих текстах опосредовано мыслью Батая и Левинаса, которые вступают в полемику с немецким философом, и чьи понятия Деррида перенимает либо без существенной корректировки («общая экономия», Батай), либо с определенной переинтерпретацией («Иное» и «Тождественное» в их левинасовской интерпретации). Эту преемственность необходимо зафиксировать для понимания специфики решений самого Деррида относительно гегелевской диалектики и ее «экономизма» (об этом экономизме см. далее). В «Glas» [Derrida J., 1974], «Позициях» [Деррида Ж., 2007] и докладе «Differance» [Деррида Ж., 2000, с. 377–403] Деррида, поместив фигуры Батая и Левинаса внутрь собственных размышлений, будет еще теснее связывать экономическую метафору с функционированием differance, а также еще раз прояснит собственное отношение к диалектике.
«Donner le temps» [Derrida J., 1991], непосредственно посвященный экономии как самостоятельному объекту изучения, представляет рубеж, после которого (в связи, например, с последующей дискуссией вокруг дара и дарения [О даре…, 2011]) можно наблюдать перестановку акцентов в экономической метафоре в сторону вопроса о ценностном измерении деконструкции. Экономия все чаще берется в контексте оппозиции дар — обмен и этических импликаций этой последней. Данное смещение интереса сопровождается заметным сближением Деррида с этико-религиозной мыслью Левинаса, некогда ставшей объектом критики в «Письме и различии».
Однако это развертывание экономической метафоры в ином, новом для нее измерении этики и ценности не должно заставлять думать, будто определенный, требующий своего объяснения выбор (в пользу различия и Иного) не содержался в философии различия еще до того, как был совершен данный переход. Они пролегают в ней гораздо глубже, не только на уровне обозреваемой «темы» и случайного предмета для интерпретации, но и фундируют этот проект целиком, определяя его интенции. Понять, что это так, можно, обратив внимание на устройство семантического пространства экономической метафоры в философии Ж. Деррида в контексте его деконструкции диалектики и на то решение, которое выстраивает и кодирует данное пространство. Мы обратимся к некоторым замечаниям Ф. Ларюэля, где прямо или косвенно уточняется интересующая нас множественность смыслов внутри экономической метафоры, которая подразумевает не их дискретность и безразличное сосуществование внутри общего континуума, а их функциональную соотнесенность при одновременной несовместимости или конфликтности между ними. Обнаружив то, как вопреки этой конфликтности скрепляются смыслы экономии в философии различия, т.е. сам принцип организации семантического пространства экономической метафоры, позволит утверждать, что, несмотря на явную критику Левинаса со стороны раннего Деррида, его мысль всегда глубоко зависела от левинасовского этико-религиозного учения об Ином. До того, как дар (Иному) стал для Деррида темой, деконструкция уже началась с ценностного выбора [Deconstruction in a nutshell…, 1997, p. 127–128], с решения, ответственного за то, что в экономической метафоре у Деррида разрозненные и конфликтные смыслы соотнесены таким, а не иным образом при возможности альтернативных конфигураций этой экономии (например, диалектической конфигурации, но также и левинасовской). Таким образом, нас интересуют не столько поздние тексты Деррида, посвященные Левинасу, сколько те предельные условия, при которых Различие может быть «вырвано» из диалектики, но чьи исток и основание, мы полагаем, обнаружимы лишь при постановке вопроса о ценностных предпосылках этих философий.
В большей степени наш анализ отталкивается именно от «Письма и различия», где логика и структура differance выводится из дерридианского прочтения чужих понятий и раскрывается на их материале (хотя в тексте о Батае differance не фигурирует, здесь мысль Деррида следует логике этого термина). Мы постараемся рассматривать работу differance в узком кругу понятий Гегеля, Батая и Левинаса. «Позиции» и доклад «Различение», в таком случае, являются, скорее, некоторым обобщением и систематизацией опыта, полученного в «Письме и различии». Был возможен, впрочем, и иной подход: мы могли бы заняться именно этими текстами и изучить структуру differance саму по себе, элементами которой уже будут левинасовские, батаевские и гегелевские понятия (соотнеся, например, не-экономическую функцию задержки или промедления производства значений с тратой Батая и с Иным Левинаса, а неотделимую от нее продуцирующую функцию — с ограниченной экономией и с Тождественным [Деррида Ж., 2000, с. 394–396]). Нам важно описать то, как Деррида решает пересобрать экономическую метафору, как она фигурирует у Батая и Левинаса, а также подспудно у Гегеля, в новую, альтернативную конфигурацию, которая бы отображала, скорее, процессы, относящиеся к Различию, а не к диалектике, из которой Различие выводится посредством определенной стратегии или определенного решения деконструкции. Поэтому первый путь, позволяющий (с намеченными выше целями) обнаружить в философии Различия такую стратегию и такое решение, предпочтительнее.
Синтаксис «общей экономии» Ж. Батая и «ограниченная экономия» Aufhebung
Для начала несколько слов об общем фоне послевоенной французской феноменологии в ее отношении к экономической тематике. Рефлексия над экономией здесь происходит вместе с осмыслением проблематики дара (у раннего Деррида, впрочем, это не столь выражено). М. Энафф отмечает, что у таких авторов, как Э. Левинас, Ж.-Л. Марион, Ж. Деррида дар — это односторонний акт отдачи, на который не должно последовать никакого ответа со стороны получателя, и который никогда не будет возмещен [Энафф М., 2015, с. 12]. Под экономией же этими мыслителями чаще всего понимается такая коммуникация, где акт отдачи, напротив, требует взаимности. Вместе с тем дерридианское понимание экономии потребовало бы, во-первых, дополнения понятиями «ограниченной» и «общей» экономии Ж. Батая и термином differance, через который в «Donner le temps» также описывается экономический обмен [Derrida J., 1991, p. 58–59]; во-вторых, следовало бы после этого дополнения отвлечься от дерридианского описания опыта дара, абсолютно Иного, чья патетика не должна нас обманывать, и обратить внимание на самостоятельную ценность экономии для его философии, которая вовсе не является ущербным членом оппозиции дар-обмен, но играет здесь свою особую роль. Впрочем, ценностное значение экономии у Деррида может быть извлечено только после выполнения первого пункта.
Для Ж. Батая (как впоследствии и для Деррида) понятие «общей экономии» «предполагает осмысление и учитывание фактора неустранимых потерь, издержек, неизбежных утрат в отношениях репрезентации (отображения) и обозначения будь то конкретных объектов, или современных абстрактных сверхчеловеческих реальностей» [Кропотов С.Л., 2000, с. 126]. Тем самым «общая экономия», как и деконструкция, охватывает самый широкий спектр феноменов (мистический опыт, так и поэзия, как обмен в первобытных племенах (при опоре на исследования М. Мосса и Ф. Боаса) и в современном обществе, так и сам опыт философской рефлексии, служа их универсальной матрицей. Если ограниченная экономия описывает обычный цикл обмена, возмещения всех произведенных трат, то общая экономия представляет тот же процесс, но в перспективе тотального уничтожения всех ресурсов [Батай Ж., 2006, с. 117, 152–154]. Как следует из определения общей экономии, экономия ограниченная не может быть отделена от нее или полностью ею отрицаться. Симметрия обмена, сохраняясь, встраивается Батаем в новый синтаксис, более широкий контекст, где утверждается, что стабильность ограниченной экономии суть временное явление на пути к совершенной растрате ресурсов, истощающей ее целиком.
Что происходит с философией, пропущенной через эту матрицу? Главным образом Батая здесь интересует система гегелевского снятия (Aufhebung). Согласно Деррида, Батай делает с диалектикой Гегеля то же, что и с ограниченной экономией — сохраняет и встраивает ее в конфигурацию или синтаксис общей экономии [Деррида Ж., 2000, с. 320–321]. Но что «расходуется» и «приобретается» в диалектике? Сам Aufhebung, как замечает и Батай, и Деррида, является понятием целиком экономическим, соответствуя батаевской ограниченной экономии. У Гегеля «Aufheben — значит, во-первых, устранить, отрицать… Но aufheben означает также сохранить» [Гегель Г.В.Ф., 1974, с. 238]. В свою очередь, отрицание без этого возмещения определяется Гегелем как «абстрактная негативность» [Гегель Г.В.Ф., 2000]. Для Гегеля, как в истории раба и господина, где последний становится собой, только идя на смертельный риск, негативность выполняет продуцирующую функцию, производит смысл и истину, сама по себе не являясь хоть сколько-то ценной [Bataille G., 1988, p. 344]. Негативность, таким образом, призвана работать на диалектику, чье движение увенчивается тотальностью абсолютной Идеи, отрицание которой уже нисколько не будет отличаться от ее же утверждения, а вместе с ней, следовательно, утверждения Aufhebung [Малкина C.В., 2015, c. 47–48, 56–57].
Однако Батая, как уже говорилось, не интересует противопоставление общей и ограниченной экономии, а в случае системы Гегеля — абстрактной негативности и негативности Aufhebung. Речь идет о том, чтобы реконфигурировать их отношения внутри общего пространства. Вначале Батай делает то, что позже сделает Деррида с даром — заставляет усомниться в возможности для траты стать феноменом сознания (дар влечет за собой благодарение и тем самым снимает себя как дар — у Деррида прослеживается тот же мотив [Derrida J., 1991, p. 26–27]). Как в случае жертвоприношения или безудержной траты заявляемый риск всегда рискует обратиться в комедию, поскольку жертва уже вознаграждается символическим признанием, так и в случае чистой негативности говорить о ее возможности удается с большим трудом [Bataille G., 1988, p. 336]. Разуму доступна только негативность Aufhebung. Например, нельзя, отрицая А и говоря не-А, не сохранять при этом отрицаемое А, не обретать его заново на ином уровне [Малкина C.В., 2015, c. 47–48, 56–57]. На самом деле, абстрактная негативность «никогда не имела места… всегда отсутствует, потому что, став присутствующей, она вновь взялась бы за работу» [Деррида Ж., 2000, с. 323]. То, что хочет произвести Батай, все же утверждая возможность общей экономии, имеет место только на постоянно оспариваемой различающей границе между позитивом и негативом и производимыми ими смыслом и бессмыслием [Деррида Ж., 2000, с. 322].
Однако ничто не мешает Батаю и Деррида утверждать, что ограниченная экономия является лишь моментом общей, тем самым «инвертируя» гегелевскую систему целиком [Тимофеева О.Л., 2005], внося в нее Инаковость, которая уже не подчиняется ни логике, ни диалектике. Этот ход Батая и Деррида для своего описания требует частично оставить пространство диалектики и двинуться по направлению к иным концептуальным решениям. Невозможность настоящего опыта траты без его незамедлительной компрометации и, следовательно, наша «обреченность» на ограниченную экономию и ее вечное движение по кругу, сочетается с утверждением перспективы, в которой диалектическое движение будет окончательно оставлено. В теперь уже обращенном синтаксисе гегелевской системы негативность выполняет не (только) служебную функцию, но (и) является ее реальным, пусть и недоступным нам итогом. Это реальность, если проводить аналогию (довольно ограниченную) между батаевским отрицанием и не-экономической функцией в структуре дерридианского differance, скорее в смысле гуссерлевского reell, а не real; такое реальное, чья актуальность проявляет себя, не будучи данной в качестве феномена сознания, real [Дронов А.В., 2007, с. 63–65]. Надлежит расспросить правомерность этого утверждения траты, которая не может и не должна стать феноменом, но которая все же есть (как есть, например, смерть, в опыт уже не конвертируемая, но оттого не менее действенная; и если бы мы занимались разбором структурных и функциональных элементов differance в стороне от батаевской проблематики, потребовалось бы также изучить не только «реальность» reell, но и ее всегда-уже осуществляемое действие, ее актуальность в полном смысле слова, потому приведенная аналогия полезна, но в нашем случае имеет ограниченное применение).
Преодоление Тождественного через Иное в учении Э. Левинаса
Случай Э. Левинаса, тоже намеренного преодолеть диалектику, представляется, с одной стороны, особым, с другой — во многом повторяющим Батая. Выводя на передний план понятия Тождественного и Иного, Левинас целит прямо в диалектику, в которой Иное, подобно негативности, является лишь функцией системы, всегда возвращающейся к Тождественному через само его отрицание. Такое возвращение воспрещается в радикальной этике Иного и в понятии Дела. Левинас постулирует этическую самоценность Иного, его уникальность, несводимость к Тождественному: «Иное не есть отрицание Тождественного, как считал Гегель. Основополагающий факт онтологического разделения на Тождественное и Иное есть не отторгающее друг друга отношение Самотождественного и Другого» [Левинас Э., 2000, с. 286]. Дело как акт принятия Иного характеризуется отказом от какой-либо взаимности вообще, будучи невозвращением к себе, ответственностью перед Иным и жертвенной самоотдачей. «Радикально помысленное Дело есть такое движение Тождественного к Иному, которое никогда не возвращается к Тождественному… Следовательно, оно не требует благодарности Иного: ведь благодарность была бы возвратом движения к своему началу» [Левинас Э., 2004, с. 614].
Левинас списывает все сомнения в возможности порывания с диалектикой и (ее) экономикой на «философский скептицизм» и говорит об осмысленности решения подчинить (этически) Тождественное Иному [Critchle S., 2014, p. 156–169]. Проблема и одновременно радикализм этого решения заключаются в том, что его можно принять, лишь находясь за пределами философского дискурса, когда онтология, диалектика и феноменология, а также политика и право, на чьих территориях такой маневр совершенно недопустим, превращаются в заложников этики и религии. Ведь как возможно Иное, которое прежде бы не относилось, полагая себя тем самым в зависимость от него, к Тождественному? По отношению к чему, спрашивает Деррида, Иное тогда выступает как Иное? Отделяться от Тождественного означает все же соотноситься с ним в самом отделении двух терминов. И, наконец, будучи бесконечно Иным, получается, что оно одновременно не должно являться собой, т.е. Иным. Потому Иное всегда должно быть Иным Иного. В противном случае оно становится тождественным (себе) [Деррида Ж., 2000, с. 158–159]. Таким образом, Деррида от лица диалектики выражает определенное недоверие к этому способу ее преодолеть.
Однако Деррида не опрокидывает это учение обратно в диалектику безвозвратно и целиком, скорее, развивает мысль Левинаса в определенном направлении, инвертируя отношения Тождественного и Иного так, как это делает Батай с ограниченной экономией. Вместо того, чтобы отбросить любой разговор об Ином, Деррида устанавливает между ним и Тождественным отношения различения (differance), которое уже не было бы целиком диалектическим. С одной стороны, Иное действительно диалектически (экономически) неотделимо от Тождественного в самом акте отделения, но с другой стороны, оно выступает в роли нередуцируемого избытка по отношению к Тождественному. Иное и вне, и внутри отношений с Тождественным. Как и батаевская «трата» в общей экономии, вопреки своей невозможности постулируемая в качестве реального (в установленном смысле reell, если и дальше развивать аналогию) конца диалектического движения, Иное бесконечно ускользает из его логики, играя с ней [Деррида Ж., 2000, с. 159–160]. Речь, таким образом, даже не идет о противоречии между терминами, как оно понимается Гегелем, ведь оно бы предполагало наличие у них некоторого общего основания, способного примирить (снять) противоположности. «Гегель… определяет различие как противоречие именно для того, чтобы иметь возможность его разрешить, интериоризировать, снять его в соответствии с силлогистическим процессом негативной диалектики» [Деррида Ж., 2007, с. 52–53]. Чтобы этого избежать, Деррида выдвигает бесконечное различение, differance Иного и Тождественного, в котором Иное полагается как реальное или абсолютное [Laruelle F., 2013, p. 185], т.е. несводимое к, пусть и необходимым для его утверждения, синтаксическим отношениям от-деления (нужно заметить, что у Деррида понятие Тождественного получает — например в цитируемых здесь «Позициях», где проводится разница между le même и l’identique, переведенными как «то же» и «тождественное» [Деррида Ж., 2007, с. 17] — определенную модификацию, на которую обращает внимание и Ларюэль, но которую, однако, мы видим здесь возможным опустить). Различие между терминами теперь уже является не отношением противоречия, а предстает в качестве чистой конфликтности [Деррида Ж., 2007, с. 52–53], различению без конечного синтеза. Эту инверсию Иного и Тождественного Ф. Ларюэль назовет иудаистской инверсией различия [Laruelle F., 1986, p. 153–157].
«Иудаистская инверсия различия» и неоднородность экономической метафоры в философии Ж. Деррида
Деррида в собственном понимании Различия (как differance) совмещает греческое (диалектическое и, в конечном счете для Деррида, метафизическое) и иудаистское (этико-религиозное; используя обозначение «иудаистский», Ф. Ларюэль собирает под ним группу мыслителей XX в., чья философская рефлексия была посвящена проблемам инаковости и различия) понимание Иного как подчиненного Тождественному и как абсолютного. Это соответствует соотнесению двух экономий — ограниченной и общей — внутри семантического пространства экономической метафоры. С одной стороны, Деррида, в отличие от Левинаса, говорит о невозможности полностью оставить ограниченную экономию Aufhebung и, следовательно, диалектику: отношения Иного и Тождественного, экономии и траты образуют связь, где один термин раз за разом определяется через другой в сам момент активного утверждения своей позитивности и независимости. Но, с другой стороны, им же говорится о том, что Иное и трата превалируют над Aufhebung и формируют синтаксис общей экономии, поэтому сущность Иного не исчерпывается этими отношениями, а трата «реальнее» экономии. Как можно говорить одновременно и о том, и о другом? Высказывания об экономике и диалектике то как о неустранимых, то как, наоборот, не абсолютных, указывают на размещение двух разных смыслов экономической метафоры под одной идиомой (differance и его собственная экономия) [Laruelle F., 1986, p. 135–136], на неоднородность ее семантического пространства. Однако до Ф. Ларюэля эту двойственность заметил и сам Деррида: «Как мыслить differance сразу и как обходной маневр экономики, который в стихии того же всегда имеет в виду вновь обрести удовольствие… и, с другой стороны, как соответствие невозможному присутствию, как трату без запаса… даже как инстинкт смерти и соотнесенность с совсем-другим, пересекающим с виду любую экономику?» [Деррида Ж., 2000, с. 394]. Очевидно, что «невозможно помыслить вместе экономическое и неэкономическое, то же и совершенное иное, и т.д.» [Деррида Ж., 2000, с. 394]. С одной стороны: «посредством этого сопоставления ограниченной и общей экономии мы под привилегированным видом гегельянства перемещаем и переписываем сам философский проект» (курсив наш; перевод немного скорректирован. — А.С.) [Деррида Ж., 2000, с. 394]. Но как тогда соединить это утверждение с другим, высказанным еще в связи с Батаем и Левинасом, что диалектика никогда не преодолевается полностью [Derrida J., 1974, p. 235–236]? Проблема, таким образом, заключается в наличии двух абсолютизируемых конфигураций экономии, которые должны как-то сосуществовать в differance, не исключая друг друга окончательно.
Деррида характеризует движение differance как направленное в сторону бесконечно Иного, перечисляя, как видно в цитате выше, батаевские и левинасовские понятия через запятую, тем самым их отождествляя. Но их реальность является, считает Ф. Ларюэль, спорной (то же самое относится к утверждению абсолютного характера негативной, не-экономической функции прото-насилия differance в качестве reell [Дронов А.В., 2007, с. 66–70]; мы полагаем, что оба исследования здесь мыслят в одинаковом направлении, ставя вопрос о de jure деконструкции, а также релевантности самого этого вопроса применительно к деконструкции там, где она начинает произвольно полагать свои априори). Оно состоит в изменении порядка внутри диалектического различия, в котором Иное подчиняется Тождественному. Эта инверсия не менее спекулятивна, о чем по поводу левинасовского понимания бесконечности было сказано уже самим Деррида [Деррида Ж., 2000, с. 150–151]. Последним отвергается возможность встретить трату или Иное непосредственно как феномены (real), но, понимая, что в противном случае реального ослабления Aufhebung не будет, и движению differance придется вернуться к диалектике Гегеля, исчерпывая Иное его отношением к Тождественному, остается утверждать трату, Иное как реальный (в смысле reell), но недостижимый (как real) конечный горизонт. Эта убежденность в их реальности или необходимости являются во многом левинасовскими. Они могут быть обоснованы только через религиозную веру [Laruelle F., 2013, p. 190–191], этический приказ или политическую ставку [Deconstruction in a nutshell…, 1997, p. 17–19, 33–34].
Соотнести два смысла метафоры (экономии как нередуцируемой и как конечной) под единством differance, полагает Ларюэль, возможно только через их эквилибристику [Laruelle F., 1986, p. 132–133] или, добавим, постоянную смену точек зрения, оптик или параллельных интерпретаций. Так, со стороны ограниченной экономии или диалектики абсолютно Иное проявляет себя только через бесконечное и заведомо обреченное на неудачу активное хиазматическое (сводящее и разводящее термины) соотнесение себя и Тождественного [Laruelle F., 1986, p. 141–142]. С позиции этих обратимых связей между терминами абсолютность Иного заключается, скорее, в самой бесконечности возобновляющихся попыток его достичь через возвращение к все той же, обозначенной уже в «Письме и различии», неразрешимости. Мы не перестаем стремиться к чистому гостеприимству или к чистому дару (в общем, к принятию Иного как Иного), несмотря на то, что те невозможны. Деррида, впоследствии романтизировавший это стремление и все чаще говорящий об утвердительном характере Иного, до бесконечности чередует или суммирует экономические и не-экономические эффекты differance [Laruelle F., 1986, p. 146]. Поэтому подтверждаемая на опыте неотделимость Иного от Тождественного сопровождается верой в возможность настоящего, а не фиктивного преодоления экономии. Необходима иная точка зрения или более общая оптика на все тот же уже действующий хиазм, идентичная той, через которую Батай интерпретирует ограниченную экономию. С точки зрения абсолютного Иного и абсолютной траты, не сводимых к ограниченной экономии и к диалектике, из перспективы их как будто уже обретенного успеха и как бы опережая время, можно ретроспективно интерпретировать [Laruelle F., 1986, p. 153] все тот же диалектический синтаксис как не исчерпывающий инаковость в ее позитивности, тем самым превращая его в синтаксис чистого, конфликтного и не противоречивого (в гегелевском смысле, т.е. могущего быть снятым) Различия.
«Преодоление экономии» и вопрос о ценности в философии различия Ж. Деррида
Этот второй смысл экономии как конечной и не абсолютной, который главенствует в экономической метафоре, переработанной Деррида в рамках деконструкции диалектического противоречия, позволяет заключить о решении, основывающем философию Различия, и, в частности, систему differance. Другими словами, постулирование априорности Иного, избыточного по отношению к тождественности и имманентности понятия, которые более не предоставляют доступ к «самой вещи», и неограниченное правление этой априорности являются той границей для философии Различия, за которой она может разве что воспроизводить деконструкцию этого нового архэ его же средствами [Дронов А.В., 2007, с. 70–71]. То, что Иное полностью задает или кодирует логику этой философии, выступая ее последним основанием, позволяет Ларюэлю обозначить это подчинение мысли Иному в качестве ее «иудаистского поворота», поставившего Инаковость, Различие и Гетерогенность во главу философской практики. Но почему выбраны именно эти начала, Иное, Различие и Гетерогенность? Почему Различие? [Дронов А.В., 2007, с. 100]. Начиная с этого вопроса, можно — главным образом через чтение самого Деррида и тех мест, где он объясняет собственное предпочтение — попробовать определить ценностные основания или собственный интерес философии Различия, обусловившие такой выбор.
Инверсия диалектики и ее подчинение Иному вместе с тем не должны затушевывать различие между Деррида и Левинасом. Наоборот, внимание к этому уточнило бы намерения философской программы самого Деррида. Необходимо объяснить заметное усложнение, которому тот — при всех симпатиях — подвергает учение Левинаса, критикуя его и подчиняя логике differance. Расхождение между ними и причины этой критики должны быть прояснены подробнее, поскольку уже в «Насилии и метафизике» философский скепсис в отношении Иного не сводится к вынужденной констатации некоторой фатальной несбыточности левинасовского проекта. Определенно, критика Левинаса предполагает также позитивную программу и сулит некоторые перспективы с целью где-то подправить, а где-то дополнить и продолжить этот проект, заступив на место его «прежней версии». Но ввиду отсутствия консенсуса между двумя авторами насчет необходимости такого терапевтического вмешательства, можно предположить, что то, чего хочет Левинас, мысля Иное, и то, чего желает от Различия Деррида, отличается в ряде мест. В одном из поздних текстов Деррида вновь обозначается двойственная роль differance: «Демократия… возвращает нас к differance… не только к differance как отсрочке… как к промедлению экономии тождественного. Ибо то, что также и в то же время поставлено на карту, будучи обозначено тем же словом в differance — это differance как возвращение к другому как к неоспоримому, я подчеркиваю, неоспоримому опыту инаковости иного» [Derrida J., 2005, p. 38]. Зачем было отягощать левинасовскую мысль об Ином, уже в рамках собственной логики решительно порвавшую с диалектикой, «экономией тождественного» в бесконечной игре differance? Зачем делать насилие над Иным условием проявления этого последнего? Только ли это, повторим, беспристрастное, смиренное и лишь дознающееся истины заключение о печальном, но неотвратимом провале учения Левинаса? Если, как было показано на примере семантического пространства экономической метафоры, обрамленного деконструкцией, за инвертированной конфигурацией концептов Тождественного и Иного стоит определенное решение или стратегия, то, видимо, Деррида намеренно сохраняет диалектику в самом сердце Иного. Причины этого отказа вслед за Левинасом окончательно перешагнуть через ее экономию и интерес в ее сохранении должны быть прояснены отдельно. Здесь потребуется обратиться к объяснениям Деррида и Левинаса на этот счет и углубить само различие между ними.
Заключение
Таким образом, экономическая метафора в философии различия Ж. Деррида при обращении к трудам Ж. Батая и Э. Левинаса соотносит внутри себя два разных смысла экономии, конфликтных по отношению друг к другу. В то же время, их функциональная соотнесенность обуславливает работу дерридианского differance, изначально содержащего в себе религиозно-этический элемент в виде постулирования траты или Иного как «истины» инвертированной диалектики Aufhebung. Решение насчет преобладания одной экономии над другой, общей экономии или Иного над ограниченной экономией или Тождественным показывает, что растущее в дальнейшем внимание Деррида к вопросу о ценности является не просто «поворотом» к новым темам, а раскрытием интенций, всегда уже формировавших его философствование. Вместе с тем была выдвинута гипотеза, что эта направленность еще не означает самостоятельной и абсолютной ценности Иного в философии Деррида, а является частью более общей стратегии деконструкции, отличной от левинасовской.
Список литературы
Батай Ж. Проклятая часть: Опыт общей экономии // Батай Ж. Проклятая часть. М.: Ладомир, 2006. С. 107–233.
Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук: в 3 т. Т. 1: Наука логики. М.: Мысль, 1974. 452 с.
Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа. М.: Наука, 2000. 495 с.
Деррида Ж. Письмо и различие / пер. с фр. Д.Ю. Кралечкина. СПб.: Академ. проект, 2000. 495 с.
Деррида Ж. Позиции / пер. с фр. В.В. Бибихина. М.: Академ. проект, 2007. 160 с.
Дронов А.В. Философия постмодерна: развитие трансцендентального мотива. Саратов: Изд-во Саратов. гос. акад. права, 2007. 170 с.
Кропотов С.Л. Проблема «экономического измерения» субъективности в неклассической философии искусства: дис. … д-ра филос. наук. Екатеринбург, 2000. 364 с.
Левинас Э. Гуманизм другого человека / пер. с фр. Г.В. Вдовиной // Левинас Э. Избранное. Трудная свобода. М.: РОССПЭН, 2004. С. 591–662.
Левинас Э. Тотальность и Бесконечное / пер. с фр. И.С. Вдовиной // Левинас Э. Избранное. Тотальность и Бесконечное. М.; СПб.: Университетская книга, 2000. С. 66–291.
Малкина С.В. Постметафизические конфигурации онтологии. Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 2015. 268 с.
О Даре: Дискуссия между Жаком Деррида и Жан-Люком Марионом / пер. с англ. В. Рокитян-
ского // Логос. 2011. № 3(82). С. 144–171.
Тимофеева О.Л. Текст как воплощение плоти: к морфологии опыта Ж. Батая // Новое литературное обозрение. 2005. № 1(71). С. 89–102.
Энафф М. Дар философов. Переосмысление взаимности / пер. с фр. И.С. Вдовиной и др. М.: Изд-во гуманит. лит., 2015. 320 с.
Bataille G. Hegel, la mort et le sacrifice // Œuvres completes. Vol. XII: Articles II, 1950–1961. Paris: Gallimard, 1988. P. 326–345.
Critchle S. The Ethics of Deconstruction: Derrida and Levinas. Edinburgh, UK: Edinburgh University Press, 2014. 352 p. DOI: https://doi.org/10.1515/9780748689330
Deconstruction in a nutshell: a conversation with Jacques Derrida / ed. by J.D. Caputo. N.Y.: Fordham University Press, 1997. 215 p.
Derrida J. Donner le temps. 1: La fausse monnaie. Paris: Galilée, 1991. 234 p.
Derrida J. Glas. Paris: Galilée, 1974. 292 p.
Derrida J. Rogues. Two Essays on Reason. Stanford, CA: Stanford University Press. 2005. 200 p.
Laruelle F. Les Philosophes de la difference: Introduction critique. Paris: Presses universitaires de France, 1986. 256 p. DOI: https://doi.org/10.3917/puf.larue.1986.01
Laruelle F. Philosophy and Non-Philosophy. Minneapolis, MN: Univocal Publishing, 2013. 248 p.
Для цитирования:
Сковородко А.Д. «Преодоление диалектики» и семантическое пространство экономической метафоры в философии различия Ж. Деррида: к ценностному измерению деконструкции // Вестник Пермского университета. Философия. Психология. Социология. 2023. Вып. 4. С. 536–546. https://doi.org/10.17072/2078-7898/2023-4-536-546