Выпуск 4 2021

В статье делается попытка обобщить в виде ключевых тезисов основное содержание статей авторов тематического выпуска «Будущее истории философии» — представителей уральской школы истории философии, учеников К.Н. Любутина — В.Б. Куликова, А.В. Перцева и Е.С. Черепановой, а также известного специалиста по Платону из Санкт-Петербурга Р.В. Светлова. Каждый из этих авторов по-своему ставит вопрос о будущем истории философии в условиях беспрецедентного динамизма социокультурных систем. Так, Р.В. Светлов исследует ситуацию «переоткрытия» истории философии в рамках ставшей философской традицией аналитической философии. Но в результате таких импактов и сама история философии не могла оставаться неизменной: общим местом в ней становится критическое переосмысление, казалось бы, навсегда установившихся идей. Обращаясь к фигуре Платона, Р.В. Светлов ставит под сомнение устоявшееся мнение о том, что платонизм базируется на идее доминанты разума в человеческой природе. Скорее, напротив, концепция Платона представляет собой рассказ о принципиальной неполноте и неутвержденности человека в бытии. В свою очередь, А.В. Перцев на примере Ф. Ницше демонстрирует ценность попыток воссоздания целостного мира известных философов, исходя из всего комплекса документов, фиксирующих обстоятельства его жизни. Такое историко-философское исследование оказывается эффективным средством для восстановления целостного человеческого в нашем атомизированном современнике. Исследуя философские аспекты творчества австрийского писателя Г. Броха, Е.С. Черепанова показывает бесчеловечность и антиинтеллектуализм позитивистской альтернативы буржуазного общества. «Деловитость» его индивидов не спасает их ни от экономических потрясений, ни от ужасов очередной мировой войны. В.Б. Куликов указывает на потенциал диалогического восприятия философской антропологии М. Бубера в периоды истории, подобные современности, — в периоды «бездомности», когда человек осознает бесприютность этого мира и проблематизируется, превращается в вопрос для самого себя. Вопрос, на который приходится отвечать каждому из нас.

История философии в современности подвергается критическому переосмыслению. Для первых поколений аналитических философов вообще была свойственна истинная «историофобия». Однако, как часто бывает, критическое отношение не отменило интереса к мыслителям прошлого и не привело к отрицанию значимости истории философии как одной из форм философского дела. Более того, оно породило новые методологические подходы, которые сейчас активно осваиваются историками мысли. Все увеличивается число работ, названия которых включают слова «Revisited» или «Rethinking». Появляется возможность отказаться от власти классических оценок и классических иерархий значимостей в текстах мыслителей прошлого, которые были сформулированы исследователями XIX–XX вв. В качестве примера рассматриваются представления Платона о человеке. Выясняется, что привлечение более широкого диапазона текстов Платона разрушает традиционное представление о доминировании разума в составе человеческого существа. Платон описывает душу человека так, что непонятно, где находится ее периферия, а где — центр. Значимость разума безусловна, именно он подтверждает нам вечность душевной природы, но его использование оказывается вполне амбивалентным. И, главное, участие в философском деле не является гарантией того, что мы, как люди-марионетки из «Законов», уже «вытянули» и «преодолели» себя, ухватившись за «золотую нить». Учение Платона о человеке — это не гимн человеческому разуму, но рассказ о принципиальной неполноте и неутвержденности в бытии как коренной черте человеческого существования.

Автор рассматривает современную социокультурную ситуацию, обусловленную пандемией, как открывающую возможности для активизации историко-философских исследований. Однако важно ориентировать их на воссоздание целостного мира конкретного мыслителя, исходя из всего комплекса документов, фиксирующих обстоятельства его жизни. На примере Ф.Ницше показан процесс движения его мысли и деятельности по областям литературы, философии, психологии, музыки, медицины в контексте обстоятельств его личной жизни и отношений с близкими. Параллельно выясняются герменевтические составляющие современного биографического подхода. Сопоставляется содержание психологического понятия «интроверт» с его философским и теологическим смыслами. Показана ошибочность трактовки интроверта как субъекта замкнутого в себе, малополезного для общества. Напротив, исходя из текстов Ницше, автор обосновывает, что психологический тип интроверта подразумевает «сверхсоциального альтруиста», который расщепляет свое Я на множество частиц, помещая их во все вещи и все существа его/ее внутреннего мира. При этом «расщепленное Я» остается целостным, поддерживая во «внутреннем мире» связь всего со всем, и потому несет ответственность за него. Таким образом, мировоззрение драматурга, теолога, философа-интроверта оказывается своего рода «смыслообразующей пьесой», которую он/она предъявляет миру, чтобы мир жил в соответствии с ней.

Анализируются некоторые философские вопросы третьей части романа «Лунатики» (1931–1932) австрийского писателя Г.Броха (1886–1951). Его мировоззрение сложилось под влиянием австрийского литературного импрессионизма: в юности Брох слушал О.Вейнингера, восхищался К.Краусом и З.Фрейдом. Поздние работы Броха склоняют исследователей к мнению называть его последователем Лейбница и Платона, что также достаточно типично для австрийских мыслителей. Отмечается, что для понимания особенностей австрийской философии межвоенного периода представляется важным рассматривать также и литературные произведения, позволяющие не только раскрывать многообразие духовной жизни, но и проследить развитие целого ряда философских понятий и идей. Стиль и язык «Лунатиков» Броха являются как следствием поиска новых художественных средств в искусстве, так и попыткой найти новый язык и способ философствования в оппозиции позитивизму. В третьей части романа писатель показывает, насколько затруднительным является существование человека, лишенного веры, к тому же утратившего способность понимать сложные метафизические вопросы. Показано, какими Г.Брох видит новые задачи литературы в условиях диагностированного им нравственного кризиса. Выясняется, что для Г.Броха основной философской проблемой была аксиологическая, для решения которой он, с одной стороны, выстраивает художественное пространство романа, с другой стороны, помещает в текст обстоятельные философские рассуждения о роли религии в формировании ценностных ориентиров современного ему человека. Раскрывается содержание одного из интересных концептов романа — деловитость, который используется также в работе К.Ясперса «Духовная ситуация времени» (1932).

Философия Мартина Бубера — выдающегося представителя экзистенциализма — является антропологическим проектом осмысления и переживания опыта кризисного существования человека и общества в ХХв. Эволюция диалогической идеи в направлении философской антропологии обусловлена новым видением исторического восприятия проблемы человека, причем и социальные, и личностно ориентированные мотивы имели при этом решающее значение. Намеченный путь понимания проблемы, от Канта до современности, соответствовал той ситуации, которую можно было бы назвать ситуацией переоценки традиционных европейских ценностей и поиска иных духовных оснований и мировоззренческих ориентиров. В истории человеческой мысли Бубер выделяет периоды «обустроенности», когда человек существует в устойчивом мире, и периоды «бездомности», когда человек осознает бесприютность этого мира и проблематизируется, превращается в вопрос для самого себя. Антропологический взгляд либо вписывается в космологические, теологические или логологические конструкции и теряет свою уникальность, либо обретает подлинную проблематичность и глубину вне всяких концептов и схем. Диалогическое восприятие философской антропологии органично дополняется и поддерживается поэтическими практиками глубинных духовных преданий (хасидизм). Автор полагает, что все возрастающая сложность современной социальной реальности открывает новые возможности для осмысления и проясняет необходимость диалога. В этой связи историко-философское исследование творчества М.Бубера играет существенную роль в адекватном понимании настоящего и будущего человека и человечества.

Рассматриваются два противоположных подхода в онтологии математики — реалистский (математика не зависит от человека) и конструктивистский (математические объекты создаются математиками). Против реалистского подхода существуют возражения П.Бенасеррафа о некаузальном характере математики и, соответственно, невозможности достичь ее из физического мира. Против конструктивизма возражение сводится к эффективности математики в прикладных науках. В ХХв. преобладал конструктивистский подход, который к концу века совпал с общей тенденцией к скептическому отношению к научному знанию в философии науки. Однако в это же время наука стала играть все более весомую роль в жизни общества, что неминуемо привело к появлению реалистских онтологий. Философия математики К.Мейясу, М.Тегмарка, Р.Пенроуза является современным видом реализма. Рассматривается концепция К.Мейясу, делается вывод о ее близости пифагореизму. Математическое познание позволяет выйти из круга корреляционизма при условии, что математика понимается чисто формально, не интуитивно. Показывается, что логика и физика не могут быть контингентны при условии надежности математики. Совпадение математических структур с физическими ранее получило название предустановленной гармонии между математикой и физикой. Сейчас это объясняется тем, что вселенная устроена по математическим законам. Таким образом, возникает новый пифагореизм. Он отличается от платонизма тем, что в платонизме математика представляет собой особый мир, а в пифагореизме она встроена в физический мир и определяет его законы. В статье показывается необходимость применения аристотелевской онтологии материи и формы. Математика представляет собой форму, а физическое воплощение требует материи. С материей связано течение времени в физическом мире, а также наличие в нем каузальности. Автор приходит к выводу, что принятие идеи о том, что вселенная устроена по математическим законам, приводит к заключению о тождестве бытия и мышления.

Представлены исторические предпосылки создания математической феноменологии. В рамках проблематики бесконечных чисел рассматриваются способы их феноменологической интерпретации. На примере сотрудничества Кантора и Гуссерля формулируется идея математической феноменологии, которая учитывает соотнесенность математических объектов с нашим сознанием. В формальной логике субъективные факторы часто воздействуют на процесс суждения. Ценность феноменологического метода состоит в том, что он дает возможность вести одновременно объективно- и субъективно-ориентированное исследование в математике и формальной логике. В таком коррелятивном исследовании должны учитываться субъективные акты и объективные референты любого феномена. Главной целью коррелятивного исследования является создание условий для преодоления релятивистских тенденций в математике и формальной логике. В результате проведенного анализа ставится вопрос о связи дескриптивной феноменологии и формализованных построений. В историко-философском контексте ответ на данный вопрос опирается на достижения формальной и трансцендентальной логики Гуссерля. Субъективно-ориентированная логика восходит к латентным структурам теоретического разума. Здесь формулируются и решаются проблемы сознания в его живом, актуальном исполнении с помощью эгологического исследования. В заключение приводятся исторические примеры субъективной трансформации формальной логики. В первом примере дается интерпретация вывода Декарта cogito, ergo sum, показывающая, что здесь была осуществлена экзистенциальная противоречивость «я не существую» и достоверность исходного положения «я существую». Другим примером трансформации логики служит феноменология Гуссерля. Для того чтобы привести логические формы к их субъективной очевидности, нужно изменить установку сознания, а объекты рассматривать как данности сознания.

Статья посвящена компаративному исследованию позиций античных стоиков и средневековых самураев по вопросу «как быть?», которым человек настоятельно задается в условиях размытости ориентиров. Такие условия могут возникать в различном социокультурном контексте и во многом характерны для глобализующейся современности. Опыт осмысления вопроса о самоосуществлении человека в «поворотные времена», безусловно, имел место не только в западноевропейской традиции I–II вв., но и в восточноазиатской XVI–XVII столетий. Тем не менее сегодня вновь актуальны найденные в этих, казалось бы, несопоставимых культурно-исторических локальностях единые основания человеческого бытия. Цель статьи — анализ условий концептуализации данных идей римскими стоиками и японскими самураями, сходств и различий в их трактовке судьбы, свободы, смерти, борьбы, реальности и времени. Методологически исследование построено на материале историко-философского и экзистенциально-герменевтического анализа трактатов Луция Аннея Сенеки, Марка Аврелия Антонина, Юдзана Дайдодзи, Ямамото Цунэтомо и Миямото Мусаси. Основным концептуальным результатом является положение о том, что в условиях плюрализма и потери оснований дезориентированный человек ищет опору в себе и реализует «мужество быть» путем предельной решимости принятия реальности во всей ее полноте и парадоксальности, включающей смерть, непредсказуемость судьбы, неясность вектора развития. Практика «борьбы с собой» и не-выбора из противоположных позиций и ценностей обеспечивает выход к золотой середине «своего-собственного», что позволяет максимально исполниться, обретая надежное основание в своем способе бытия для подлинного участия свободным поступком в «текучей» реальности. Научная новизна работы заключается не только в выявленном впервые сходстве экзистенциальных оснований стоицизма и бусидо, но и в обращении внимания на постановку аналогичных смысложизненных вопросов, ответы на которые актуализируются для современного человека, обнаруживающего себя в подобной ситуации безосновности, плюрализма и неясности происходящих вокруг трансформаций.

Предмет исследования — пространственно-временные характеристики власти в философской теории А.Кожева. Обосновывается идея о том, что отправной точкой философии власти Кожева послужила философия власти Г.Гегеля. Однако пространственно-временные характеристики гегелевской власти и кожевской власти существенно различны. Гелевская власть тотально топохрона, она поглощает темпоральность, оставляя лишь формальную хронологию. Тогда как у Кожева власть соответствует понятию «хронотоп». Творчески развивая идеи Гегеля, А.Кожев формирует философскую теорию власти, в которой время и пространство гармонично сливаются в формате со-бытия. Кожев, неоднократно касаясь темы историчности власти, отказывается ее рассматривать основательно, направляя все свои усилия на изучение внутренней темпоральности власти и ее проявления на феноменальном уровне. В таковом качестве он предлагает видеть отдельные модусы (в нашей терминологии — хронотопы) пространства-времени власти: «Отец», «Господин», «Вождь» и «Судья». Особое внимание обращается на диалектику конечного и бесконечного, темпорального и хронологического в динамике кожевской власти. Делается вывод, что для Кожева власть — это всегда живое единое целое (комбинации «чистых» типов), которое имеет свой генезис, свои поле и продолжительность действия, а также свою смерть. Доказывается, что философская концепция Кожева осталась незавершенной, и прежде всего, в области философии права и философии истории. Анализ проводится по трактатам Кожева: «Понятие власти», «Введение в чтения Гегеля», «Очерк феноменологии права», «Тирания и мудрость». Привлекаются также материалы современных исследователей, в том числе переводчиков философского наследия А.Кожева.

Политическую субъективность можно рассматривать как термин социальной и политической философии, который объясняет способность вносить изменения во внутренние и внешние области политической формы. Политические субъекты осуществляют власть по-разному и на разных уровнях многоуровневой структуры управления. На каждом уровне политические субъекты возникают, развиваются и созревают, а затем переходят к стадии разрушения. Политический морфогенез это сложное явление. Основная цель закрытых политических субъектов — самосохранение, поскольку эти политические формы имеют встроенный «потолок развития», тогда как основной целью для открытых политических субъектов является эволюция как процесс, изоморфный окружающей среде. Политический морфогенез носит интервальный характер: он происходит в основном в условиях неопределенности и непредсказуемости политической жизни, когда старые параметры порядка политической формы перестают функционировать, а параметры нового порядка еще не установлены. Это момент, когда на политическую арену выходят политические предприниматели — политические субъекты, которые извлекают выгоду из неопределенности, предлагая инициативу кризисного управления, которая в конечном итоге приводит к расширению прав и возможностей политического предпринимателя за счет предоставления ему большей власти и расширения полномочий.

Рассматривается философская проблема овещнения в онтологическом, гносеологическом и аксиологическом аспектах. Указанная проблема была обнаружена патристикой и получила свою теоретическую разработку в марксистской философии. В процессе исторического становления человека материя «поляризуется», раскалывается на человеческую предметную реальность и овещненную предметную реальность, которые выступают в качестве объективно существующих фикций — одна по отношению к другой. Овещненная общественная реальность, исключающая человека как свободного субъекта, не соответствует человеческой сущности и потому выступает для человека неподлинной реальностью, порождающей неподлинные ценности. Овещнение (вкупе с его «своим иным» — фетишизмом) порождает превратные общественные формы, в связи с чем проблематизируется понятие факта. Это позволяет высказать следующую гипотезу: если условные высказывания, описывающие причинно-следственные связи в подлинно человеческой реальности, обозначаются как фактуальные, то условные высказывания, описывающие причинно-следственные связи в овещненной предметности, должны быть обозначены как контрфактические и наоборот. Объективное наличие двух взаимоисключающих предметных миров ставит науку в ситуацию выбора между альтернативными — человеческими или античеловеческими — моделями реальности. При этом человек как «микрокосм» в неовещненной, человеческой мировоззренческой модели не уступает «макрокосму», а его человеческая реальность конституируется в этой эмпирически достоверной модели с помощью особого, социального субстрата, который делает всех человеческих индивидов сущностно тождественными друг другу. При описании и объяснении социальных процессов имеет смысл уточнять, какая именно из двух взаимоисключающих реальностей — овещненная или человеческая — рассматривается в каждом конкретном случае.

Сегодня мы наблюдаем значительные изменения в культуре. Ее новая модель уходит от иерархичности и бинарных структур. Древовидная модель меняется на ризомную. Ризома предлагает высокий уровень свободы в установлении новых связей, порождающих культурную реальность. На смену большому нарративу как нормативной инстанции приходят отдельные дискурсы, диктующие нормы лишь внутри себя. В данной статье мы рассмотрим, как специфика разных дискурсов (законодательного дискурса мира искусства и общественного мнения) влияет на представленность в них таких феноменов культуры, как граффити и стрит-арт работы. С точки зрения законодательства граффити и несогласованный стрит-арт — акт вандализма, за который предусматривается наказание. Законодательная власть действует в поле двух понятий — «разрешено»/«запрещено». Смысловое пространство законодательного дискурса сохранило бинарную структуру и иерархическую организацию. Дискурс, порождаемый институциями мира искусства, очень подвижен, не связан с бинарной структурой и иерархической организацией его смыслового пространства. Налицо ризомный принцип организации нормативного пространства мира искусства и возрастающая роль индивидуального начала в формировании дискурсивного высказывания. Эти особенности дискурса создали возможность для вхождения в мир искусства творчества уличных художников. Социологическое исследование позволило изучить дискурс общественного мнения молодежи. Большая часть молодежи не только разводит граффити и вандализм, но и готова видеть в первом форму современного искусства. Четкую корреляцию в ответах молодежи из разных городов мы объясняем единым медиапространством. Результаты исследования подтверждают распад единого нормативного пространства и замену его локальными (специфическими дискурсами).

Одной из центральных задач философии танца является исследование танцевальных движений как основного художественного выразительного средства хореографического искусства. Цель данной статьи — выйти за границы семиотической интерпретации танцевальных движений, проанализировать их вне контекста какой-либо телесной «движенческой» практики и выявить их онтологическое основание, являющееся имманентным свойством природы самого человека. На основе анализа различных философских, культурологических и искусствоведческих исследований определяются природа и специфика выразительности языка хореографического искусства. Осуществлено критическое осмысление семиотического подхода в исследовании выразительных особенностей танцевальных движений. Обосновывается его ограниченность, связанная с интерпретацией природы танцевальных движений в контексте понимания природы искусства. При помощи метода феноменологической редукции танец представлен как самостоятельный феномен. Выделяются три важных свойства природы танцевальных движений: они совершаются спонтанно под действием положительных эмоций, связаны с особым психическим состоянием человека, способствуют гармонизации жизненного мира. В качестве «истока» двигательной активности человека в танце утверждается «аффект радости» — переживаемое человеком состояние счастья, положительные и радостные эмоции, ориентирующие человека на самоосуществление. Научная новизна исследования состоит в определении онтологического аспекта танцевальных движений как совершающихся в результате воздействия «аффекта радости» и переводящих в объективированную форму энергию, возникающую в теле человека. Ощущая возросшую способность собственного тела к действию, его внутреннюю энергию, выполняя танцевальные движения, человек испытывает чувство удовлетворения и удовольствия, в результате чего и его внутренний мир приводится в гармонию.

Традиционно для выявления структуры личности используется психолексический подход. Он предполагает, что все значимые индивидуальные различия должны быть отражены в языке и, следовательно, с помощью анализа языка они могут быть выявлены. В частности, на основании психолексического исследования английского языка была получена модель Большая Пятерка. В данной статье обсуждаются некоторые аспекты организации психолексического исследования и возможные источники первоначального анализа языка: свободные самоописания, ежедневные разговоры, словари ит.д. Сделан вывод о преимуществе использования списков, составленных профессиональными лингвистами, — как правило, это словари. Рассмотрены части речи, которые можно взять за основу при анализе слов. Обычно исследователи сосредотачиваются на прилагательных, реже добавляют к списку существительные. Однако анализ литературы показывает необходимость использования всех возможных для подобного исследования частей речи. Акцентируются особенности немецкой и голландской методологий отбора слов. Сделан вывод о некотором преимуществе немецкой методологии. Наконец, приведены аргументы в пользу проведения психолексического исследования на русском языке и выявления русской таксономии черт личности. Предлагается примерный план такого исследования.

Исследование посвящено проблеме определения зон прогностической точности обыденного восприятия. Изучались имплицитные представления женщин о степени удовлетворенности браком объектов мужского пола с контрастно выраженными полюсами личностных черт. В исследовании приняли участие 100 женщин в возрасте от 17 до 48 лет (М=22,11, SD =4,23). На первом этапе респондентки заполняли опросник «Большая пятерка-2». После этого они изучали ответы на этот же опросник, данные якобы молодым человеком, демонстрирующим яркую выраженность одной из четырех черт: экстраверсии, интроверсии, доброжелательности или враждебности. После этого участницам предлагалось заполнить опросник «Удовлетворенность браком» так, как это, по их мнению, сделал бы этот молодой человек. Данные обрабатывались с помощью ANOVA. Было выявлено, что женщины приписывают экстравертированным и интровертированным мужчинам одинаковый уровень удовлетворенности браком. В основе таких суждений лежит, по всей видимости, механизм проекции, благодаря которому субъекты с высокой экстраверсией прогнозируют более успешный брак экстраверту, а интровертированные субъекты приписывают интроверту и экстраверту одинаково успешный брак. Таким образом, с поправкой на действие проективного механизма можно сказать, что имплицитная теория экстравертированной личности согласуется с данными исследований о связях экстраверсии и субъективного благополучия. Доброжелательным мужчинам женщины приписывали значимо более высокую удовлетворенность браком, чем враждебным мужчинам. Это свидетельствует о том, что имплицитная теория доброжелательной личности не воспроизводит объективной вариабельности сценариев ее межличностного взаимодействия. Полученные результаты расширяют представления об ограничениях имплицитных теорий и могут быть использованы для учета и предупреждения когнитивных искажений в сфере социального восприятия.

Развитие социальных сетей привело к расширению возможностей для самопрезентации и изменению межличностного взаимодействия. Социальная сеть «Инстаграм», ориентированная на визуальное представление информации и образов пользователей, дает разнообразные возможности для самопрезентации пользователей. Активные исследования позволили установить специфику проявления реалистичной и фальшивой самопрезентации в социальных сетях и связь последней с социальной тревожностью, поиском внимания и идеализацией собственного Я. Корреляция самопрезентации с личностными чертами, в частности, с сиптомокомплексом Темная триада (макиавеллизм, нарциссизм, психопатия), наиболее ярко проявляется для нарциссизма как поиска восхищения со стороны других. При этом вопрос о том, как воспринимается образ пользователя социальной сети другими людьми, остается открытым. В данном исследовании оценивались образы пользователя социальной сети «Инстаграм» по характеристикам самопрезентации (привлекательность, реалистичность, стремление произвести впечатление и демонстративность), а также компонентам отношения (когнитивный, эмоциональный и поведенческий) и черты Темной триады респондентов. Было установлено, что компоненты отношения к образу положительно связаны с привлекательностью и реалистичностью образа в социальной сети, но не обнаруживают связей со стремлением произвести впечатление и демонстративностью. Черты Темной триады, напротив, заставляют сомневаться в реалистичности предъявляемого образа, что может рассматриваться как предрасположенность к распознаванию обмана в социальных сетях. Так, нарциссизм снижает, а психопатия повышает оценку стремления другого произвести впечатление, а макиавеллизм и психопатия вносят негативный вклад в отношение к пользователю социальной сети и оценку его самопрезентации. Однако выраженность черт Темной триады приводит и к недооценке интеллектуальных и эмоциональных характеристик другого, а также снижению желания взаимодействовать с ним, что может сокращать количество положительных ответных действий в социальной сети.

Обоснована значимость социального феномена «организационное доверие» как механизма стабильного функционирования современной организации в условиях риска социокультурной и социально-экономической среды. Актуализирована целесообразность социологического анализа доверия в организации для повышения эффективности и продуктивности ее деятельности. Определена сущность «организационного доверия» как феномена позитивных ожиданий, благодаря которому доверитель готов приписывать добрые намерения и быть уверенным в словах и действиях доверенных лиц. Конкретизированы некоторые свойства доверенных лиц: доброжелательность и компетентность как необходимые условия для формирования высокого уровня доверия в организации. На основе анализа материалов зарубежных социологических исследований дифференцированы виды организационного доверия: обобщенное, вертикальное и горизонтальное, а также выделены их специфические характеристики. Установлено, что обобщенное доверие основывается на прошлом опыте взаимодействий, это расчет на выигрыш в будущем. Подчеркивается, что вертикальное и горизонтальное организационное доверие имеют свойство функциональности, т.е. ограничено профессиональными ролями сотрудников. Доказательная база свидетельствует о том, что отношения работников, основанные на доверии, являются одним из условий эффективной трудовой деятельности в организации современного типа. Установлено, что доверие сотрудников повышает их приверженность организации и удовлетворенность трудом, способствует укреплению сотрудничества и командной работы. Обоснована целесообразность эмпирической проверки теоретических положений, в частности, того, что организационное доверие положительно влияет на эффективность и продуктивность развития современной организации: чем выше доверие в организации, тем выше ее способность достигать поставленных стратегических, тактических, оперативных целей, обеспечивать производительность труда, продуцировать инновации, поддерживать высокую мотивацию персонала и благоприятный социально-психологический климат.

Предъявляемые требования к выпускникам вузов содержат в том числе наличие навыков научно-исследовательской работы, что предполагает включение в учебные программы такого вида деятельности. НИР студентов входит как в обязательные виды работ, так и выполняемые по желанию самого студента (сверх учебного плана), последние связаны с высоким уровнем мотивации студента. Цель авторов статьи — проанализировать структуру мотивации студентов к выполнению научно-исследовательской работы в вузе и выявить ее связь с установкой молодых людей на построение академической карьеры в вузе после окончания обучения. Методология исследования основана на модели эталонных переменных Т.Парсонса, которая позволяет на теоретическом уровне описать мотивацию студентов к выполнению научно-исследовательской работы в вузе. Некоторые из выделенных теоретических положений (аффективная нейтральность, ориентация на себя) были проверены с помощью эмпирического материала, собранного посредством опроса студентов пермских национальных исследовательских университетов (ПГНИУ, ПНИПУ, НИУ ВШЭ – Пермь). С опорой на идеи Т.В.Разиной и других исследователей мотивации была разработана и апробирована методика выявления структуры мотивации студентов к выполнению научно-исследовательской работы в вузе. Выявлены наиболее ярко выраженные мотивы опрошенных студентов: во-первых, выполнение научно-исследовательской работы способствует саморазвитию в широком смысле, во-вторых, этот процесс представляет для них интерес. Кластерный анализ позволил классифицировать респондентов на 4 группы исходя из специфики их мотивации к выполнению научно-исследовательской работы в вузе: «стратеги», «увлеченные», «ведомые», «случайные». Была обнаружена связь между спецификой мотивации студентов и их установкой на построение академической карьеры в вузе после окончания обучения. Благодаря этому была выявлена и описана группа студентов, которые в большей степени настроены посвятить себя в будущем научно-исследовательской деятельности. Для научных руководителей и управляющего персонала вузов был предложен ряд рекомендаций, которые могут быть полезны при выстраивании кадровой политики вуза.